Эдуард Филатьев - Портрет в черепаховой раме. Книга 1. Покинутая дама

– Александр Дмитрич скоро поправится, Роджерсон крепко за него взялся! К тому же небо вон – всё в звёздах, луна светит, и солнышко скоро взойдёт! Что может быть прекраснее? Вставайте, Катерина Лексевна! Умоетесь, кофею попьёте, а там…

– Что? – спросила императрица.

– Жизнь продолжится, всё живое проснётся, увидит на небе светило ясное, возрадуется и возликует!

– И что?

– А то, что живым положено быть весёлым! И всех вокруг себя веселить!

– Ты права, Саввишна! – ответила Екатерина. – Надо быть весёлой. Только это помогает нам всё превозмочь и перенести. Весёлость и для здоровья полезна! Но как сон этот непонятный из головы прогнать?

– А что в нём непонятного? – спросила Марья.

– Что монумент открываем, народ на площади собрался, все моего сигнала ждут. А я его дать не могу, потому что змея нет, не отлит ещё. Кого император копытом конским давить будет? На кого монументу опираться? Опрокинется ведь!

– И опрокинулся?

– Нет.

– Почему?

– Поскакал потому что. И Пётр на Анапу не зря войска вести собрался! Что-то мне хотел передать. Но проснулась я.

– И правильно сделали! Сны непонятные прерывать просто необходимо! – сказала Марья и громко крикнула. – Зи-и-инка! Хватит дрыхнуть!

Дверь, скрипнув, отворилась, и горничная Зинаида внесла в спальню кувшин с тёплой водой и миску со льдом.

– Эх, Саввишна! – произнесла Екатерина, вставая. – Что б я без тебя делала?

– Слушались бы своего Роджерсона и лежали бы в тоске да унынии! До тех пор, пока на горшок не приспичит!

Императрица улыбнулась, взяла у горничной кувшин, прополоскала тёплой водой рот, натёрла льдом лицо и, накинув шлафрок, потянула носом:

– Запах-то, запах какой!

– Вот вам и первая радость! – тут же заметила Перекусихина. – То ли после кофея будет!

Горничная удалилась, а Екатерина потянулась к корзинке, что стояла рядом с кроватью. Там на розовой подушке, обшитой кружевами, спали её любимые собачки – английские левретки. Четырнадцать лет назад пару этих симпатичных пёсиков привёз в Россию доктор Томас Димсдейл, выписанный из Англии для прививки государыне оспы.

Собачки проснулись и весело затявкали.

– Вот и вторая радость! – обрадовалась Марья Саввишна, открывая дверь в соседнюю комнату, где на столе уже стояли кофейник с крепчайшим кофе, чашка со сливками, сухари, гренки, ватрушки и пончики.

Екатерина вошла и выпила кофе с гренками. Собачки уплели сухари, пончики, ватрушки и сливки.

– Третья радость! – продолжала подмечать Перекусихина.

Возвратились в опочивальню. Императрица позвонила в колокольчик. Вошёл дворецкий.

– Пожалуйста, будьте так добры, – мягко произнесла Екатерина, – принесите мне табакерку!

Дворецкий, хорошо знавший привычки и пристрастия государыни, уже держал табакерку в руках и протянул её. Екатерина взяла щепоть та бака, закрыла глаза и, втянув носом, чихнула.

– Будьте здоровы, Ваше Величество! – воскликнул дворецкий.

А Марья Саввишна добавила:

– Вот вам и четвёртая радость – будем здоровы!

Вернув дворецкому табакерку, императрица достала из коробки, что стояла неподалёку, сигару. Перекусихина обернула сигарный кончик шёлковой лентой, дворецкий достал огниво и добыл огня. Закурив, Екатерина спросила:

– Бецкой не приходил?

– Дожидается!

– Пусть войдёт!

Дворецкий удалился, и вскоре появился семидесятисемилетний Иван Иванович Бецкой, ещё недавно личный секретарь государыни, а теперь просто чтец. Он весь дрожал.

– Что случилось? – воскликнула Екатерина.

– Продрог по дороге! Мороз такой, что до костей пробирает!

Императрица позвонила. Заглянул дворецкий.

– Кофею! – приказала государыня.

В спальню внесли поднос, на котором стояли чашка с ароматным напитком и чашка со сливками.

– Испей! – сказала Екатерина.

Бецкой с явным удовольствием вдохнул кофейный запах и добавил в чашку немного сливок.

– Карабинеры как? – спросила императрица.

– Скачут по направлению к Дерпту и через несколько дней будут там! – бодро ответил Бецкой и выпил чашку кофе до дна большими глотками.

– Как теперь? – участливо поинтересовалась императрица.

– Божественно! – ответил Бецкой.

– Вот вам и пятая радость! – подала голос Перекусихина.

– Тогда спрошу! – сказала государыня. – Змея под монументом разместили?

– Змея? – переспросил Бецкой.

И вдруг закатил глаза, зашатался и рухнул в стоявшее за ним кресло.

– Ой, батюшки мои! – воскликнула Марья Саввишна. – Что с вами, Иван Иваныч!