Анатолий Самсонов - Перстень царя Ивана

– Ай —я- яй! – воскликнул Малюта и покачал головой.

Борис еще ближе наклонил голову к Малюте и также шёпотом продолжил: – А знаешь где себе свил гнездо этот Елисейка Бомелька? В подвале прям под царскими палатами. Натаскал туда тьму плошек, горшков и сосудов, порошков каких-то, семян всяких и трав степных, лесных и болотных, и варит зелье. А зелья у него разные: кои царю готовит и сам употребляет – эти лекарские, вроде лечат, а есть и зловредные, такие, что пригубил и сразу к Церберу и апостолу Петру. – Борис еще понизил голос: – Болтают, что по приказу царя его женушку Марию Темрюковну Бомелька…. того, а Никитку Прозоровского… – Погодь, погодь, – перебил Малюта, – с Темрюковной-то не впадай в напраслину: она умерла, вспомни, за год до появления на Москве Елисейки Бомельки. Ну? То-то! А что с Никиткой Прозоровским?

– Говорят дошла до государя Никиткина крамола, что он, дескать, лучше сожжет самолично свою вотчину и все поместья, но не отдаст в опричнину. Зело возгневался на него государь за эти слова, вот и отведал на пиру Никитка елисейкиного зелья. Голову ему и снесло! Ночью после пира двух братьев своих зарезал, и как был в исподнем, так и ушел. По сю пору шатается меж двор. Ни родные, ни приказные из Разбойного приказа сыскать не могут. Да-а, дела! – Борис состроил просительный взгляд, помялся и сказал: – Слушай, Малюта, ты бы поспрошал Андрея Савина, вы же вроде с детства вместе и он тебя …э… уважает..

– Уважает? – усмехнулся Малюта.

– Ну… бздит, – быстро поправился Борис, – это сейчас всё одно, так, говорю, поспрошал бы его: где он откопал этого Бомельку, кто он такой и на кой черт он его припер сюда? А? А то болтают всякое, а толком никто ничего про него и не знает!

– Да уже спрашивал, – вздохнул Малюта, – рассказал мне Андрей, что государь, он тогда сильно хворал, отправляя его, Андрея, к бритам, наказал по ходу найти хорошего лекаря, как выразился государь: хоть с хвостом и рогами, хоть о двух головах и с тремя ногами, хоть брита, хоть немчина, хоть иудея, хоть черного басурманина, но, чтобы мог лечить. И Андрей нашел. Вернее, королева аглицкая Лизавета нашла, это она подсуропила нам. Сказала она Андрею, мол, есть у меня такой немчин —Элизиус Бомелиус- лекарскому делу у фрязинов (фрязины – итальянцы. Прим. авт.) учился по книгам Герберта Аврилакского, он же папа Сильвестр, а у себя в Германии по книгам Авиценны, Виллановы и Парацельса. И еще сказала, дескать, Бомелиус – врач от бога, а колдун и ведьмак от дьявола. Сейчас в тюрьме сидит за колдовство, ждёт петли. Представляешь, попади Андрей к Лизавете днём позже, болтался бы Бомелька в петле как миленький! Словом, Андрей его из тюрьмы вытащил, вот и скакнул Бомелька из грязи в князи, из тюремной петли в палаты царские. Что? Как это Лизавета его отдала? Да она хоть что отдала бы. Испанцы ее душить начали в морях, корсары треть аглицкого флота разграбили и сожгли, а куда им без флота на островах-то? Вот и бросилась Лизавета флот усиленно строить. Так-то лес бриты у шведов брали, да на ту беду испанцы немчинов Ганзы науськали, а те шведов, вот они, шведы, Лизавете фигу и показали. Куда ей? К нам! Наш лес понадобился, а окромя того и смола, и пенька, и лен и, особливо, черный камень – графит.

– А камень-то зачем?

– Э-э! Если в графитовых формах пушечные ядра отливать, то они гладкие и ровные получаются и много дальше летят при стрельбе.

Сам в Ливонии на войне видел.

А для корабельных пушек понимаешь, что это такое? Тебя враг достать не может, а ты его из пушек ядрами крушишь и крушишь, садишь и садишь! Вот! То-то!

А чтобы окончательно договориться Лизавета с Андреем и Бомелькой своего посла Горсея к нам отправила, чтобы он от ее имени государю челом бил и бумагу с государевой печатью получил.

Да-а. Вот тебе Елисейкина история от Андрея. А теперь я хочу тебя спросить.

– Спрашивай, – смиренно ответил Борис.

– В сундуке-то Федя – печатник что привез?

– Книги, грамоты, письма, всё из Посольского приказа, Федя —то к нему приписан. Как только сундук в книжную палату занесли, государь опись посмотрел, вернул в сундук и сказал мне: – Завтра посмотрим, – и на ключ закрыл.

– Интересно, – обронил Малюта и тихо, и проникновенно, но с легкой напругой начал:

– Слушай, Борис, ты постельничий, ты сродственник царю и близкий государю человек, не можешь ты не знать, что всё это означает: эти «шептания и шуршания», а ну, – Малюта чуть повысил голос, – говори, не скрытничай!

Борис опешил: – Да бог с тобой, Малюта! Чтобы я да перед тобой скрытничал? Да вот те крест! – Борис перекрестился, – не знаю я! Могу только о своем разумении сказать!