Евгений Шалашов - Умереть на рассвете

Желающих послушать радио было много. И вот раздается голос из репродуктора: «Всем, всем, всем! Говорит Московская центральная радио-телефонная станция имени Коминтерна…» Моментально затихают разговоры, и все устремляются поближе, чтобы лучше слышать. Удивляются: «Эка штука, без проводов, а слышно». А одна старушка заметила: «А все ж без Бога не обошлось и тут!» Это она к тому, что один конец антенны был подвешен к колокольне.

В грязном коридоре губисполкома – бывшем уездном казначействе, Николаев провел все утро. Успел повидать пару знакомых, перекинуться ничего не значащими словами и до одури накуриться. Хотелось есть, но отходить опасался – место займут.

Очередь к заветной двери, на которой красовалась корявая надпись: «Начотделуправ ЧГИК тов. Курманов», двигалась медленно. Народ подобрался разный. Похмельного вида мужичок твердил, что самогоновку гнал исключительно в личных целях, потому как с детства мается язвой желудка, дородная дама, похожая на купчиху, пришла узнать – когда грядет амнистия для супруга, угодившего за решетку за укрытие от налогообложения мельницы, а рыжий парень, похожий на беспризорника, хотел получить путевку в колонию.

Перед Николаевым стояла тетка неопределенного возраста, укутанная в две шали, и бубнила что-то под нос.

– А вы, гражданочка, по какому вопросу? – поинтересовался Иван от скуки.

– Да зять, чтобы ему провалиться, заразе! Самогонку пьет, как не в себя. А напьется – кол в руки берет да дочку начинает вокруг дома гонять! Дочка-то, та еще дура, что замуж за такого пошла, да мне ж от соседей стыдно.

– А чего в исполком пошла? Может, надо в милицию сходить?

– Так он, зять-то, сам милиционер. Ходила к начальнику, тот к комиссару отправил. А комиссар грит: пьет, мол, твой зять не на службе – сама разбирайся. Пил бы на боевом посту, отдали бы под трибунал, за дис… за дескре… – запуталась тетка, пытаясь выговорить незнакомое слово. – Ну, за дистрацию органов власти. А на службе пьяным не замечен. Будь коммунистом, другое дело – вызвали бы на партсобрание, строгача влепили. Вот, может, этот начальник поможет.

– А чем он помочь-то сможет?

– Коли начальником поставили, обязан помочь. Мне, главное, чтобы зять пить перестал. Или чтобы пил, но дочку вокруг дома не гонял.

– А если не поможет? – спросил Иван, потешаясь в душе над теткой.

– Пойду выше, – отрезала тетка. – Если надо, до самого товарища Троцкого дойду!

– Эх, тетка, без толку ты по начальникам ходишь, – встрял в разговор солидный мужчина, по виду – нэпман. – В таком деле никто не поможет. Думаешь, они твоего зятя от пьянства отучат?

– А что делать-то? – плаксиво отозвалась баба. – Я уже Николаю-угоднику не одну свечку ставила, Ксюшеньке-петербурженке молилась, не помогает! Вот пусть власть расписку с зятя возьмет, что пить не будет!

– А сама-то куда смотришь? Поговорила бы с зятем-то, – посоветовала «купчиха».

– А то я не говорила?! Так он меня подальше посылает, по матушке.

– Ну, так и шла бы себе, – лениво обронил нэпман.

– Куда шла? – растерялась жалобщица.

– Да туда, куда зять посылал, – заржал нэпман.

– Ах ты, зараза! – заорала тетка, но из дверей вышел унылый мужик, которого заставили отрабатывать гужповинность. Видимо, начальник ничем не утешил бедолагу.

Николаев уже настроился, что тетка будет долго изливать душу, но та, на удивление, быстро выскочила и пошла, что-то бормоча под нос. «Ну, точно, к Троцкому пойдет жаловаться!» – развеселился Иван, едва не пропустив очередь. В распахнутую дверь уже пытался втиснуться толстый нахальный мужик.

– Ну-ка, товарищ, – твердо ухватил Иван наглеца под локоток. – Моя очередь.

– Да я… – оттопырил брюхо здоровяк.

– Ты-ты… – улыбнулся Иван и ткнул указательным пальцем толстяка в брюхо, отчего тот ухнул, как проколотый пузырь, и выпустил воздух.

Николаев аккуратно отодвинул наглеца в сторону и прошел в тамбур, между коридором и кабинетом, где сидела худосочная барышня в жеваной блузке, долбившая одним пальчиком по клавишам «Ундервуда».

«Могли бы начальнику пофигуристей девку найти», – посетовал Иван.

– Мне к Алексею Курманову, – улыбнулся он худосочно, как улыбаются несчастным и обездоленным.

– Вы, по какому вопросу к товарищу Курманову? – спросила пишбарышня.

Отчего-то заробев, Иван торопливо сказал:

– Товарищу Курманову передайте – друг его фронтовой, Николаев Иван. Мы с ним вместе в империалистическую воевали.