Чабанство занимало у Мустафы много времени, ограждало его от плывущих по течению будней аула, приближало к природе. Порой, спасаясь от жары под кроной дерева, он размышлял над тем, как хорошо жить без лишних проблем, в коих утопает человек. Часто представлял он знакомые пейзажи так, как бы они выглядели с высоты. И неудержимо желал увидеть мир сверху.
– Лети, орел, по бездонному небу и покажи миру свою мощь! Я не умею, как ты, летать! Расскажи, что ты видишь. Расскажи, как красивы зеленые луга, как сверху ты видишь меня! Я беспомощен перед тобой! Но это тебе лишь кажется. Разве тебе суждено ходить по земле и созерцать её красоты? Разве ты знаешь каждую травинку, как знаю я? Разве ты можешь слышать землю, как слышу я? Прекрати летать! Твой полет прекрасен, но разве есть в нем польза, как есть польза во мне, идущем по земле? Сколько троп я прошел, моя земля! Сколько ночей я спал под открытым звездным небом! Я знаю ночное небо в каждом часу ночи. Она в самом своем начале, когда ещё только пришла на смену вечеру, чернее покрывала с волос горянки, что я любил. А потом ночь словно становится светлее, мешая в своем черном котле Млечный путь с созвездиями. Она становится седой старушкой, когда подходит время ее конца. И белая полоса жизни – свет – закрывает ей глаза, предлагая погрузиться в сон. Эй, ты, орел, кто я? Я простой пастух, я простой чабан Мустафа! Потомок того самого человека, имя которого гремело на весь аул. Мне бы только взглянуть на мир сверху, чтобы я смог видеть его весь… Я тебе завидую!
Дуйте, ветра, и оберните время вспять. Дед Мустафа! Поверил бы ты, старейшина аула, что в твой дом королевой войдет печаль и станет в нем править?
Печаль коснулась сначала жены Мустафы: та умерла при родах, так и не сумев разродиться третьим ребенком. Затем улыбнулась двум сиротам девочкам, оставшимся без матери. Заглянула в сердце Заиры – старшей дочери Мустафы – и осталась там навсегда.
Детство Заиры со дня смерти матери закружилось в водовороте однообразного, нудного быта: кастрюль и сковородок, мокрых полов, выбивания пыли из грязных ковров, вороха белья в очереди на стирку, штопанья худых носков, бесконечной готовки еды и выпекания хлеба. Ее исхудалое тело жило лишь для маленькой сестренки Залины, которой было всего три года. Маленькое смуглое очарование с большими голубыми глазами и кучерявыми завитушками волос было отрадой Заиры.
Она любила безумно свою сестру и, завидев ее, бросала все свои дела, чтобы обнять. В подоле застиранного фартука берегла для малышки кусок сахара или орех. Угостив сестру, Заира вновь бралась за дела по дому и хозяйству, которые ее рукам поддавались легко.
Печаль боялась и отступала, когда Заира глядела на рассвет в квадрате большого окна. Холодные лучи только проснувшегося солнца касались ее лица. Улыбнувшись бликом на оконном стекле, оно поднималось быстро, словно боясь опоздать сделать то, что ему предназначено. Солнцем, приносящим тепло и свет, была и Заира. Она понимала, что нужна своему дому и семье. Каждое утро, изо дня в день, стоя лицом к лицу с рассветом, она подходила к открытию некой силы, которая управляет Вселенной. Но шумы реальности: шорох за стеной мыши, собирающей запасы грецких орехов и фундука, шум ветра за окном, мычание теленка в хлеву, – всякий раз сбивали её с мысли.
Тогда, завязав туго платок на голове, она спускалась на первый этаж дома – в доступную и такую понятую действительность, где вкусно пахло овечьей шерстью вперемешку с сеном – за стеной отец устроил хлев. Небольшая комната с глиняным полом, устланным паласами в радужную полоску, обставленная по периметру кухонной утварью, казалось, ждала ее. Стройный, выкованный из меди кувшин с мудрёным узором напоминал о том, что нужно идти на родник. Из забытого сундука выходили воспоминания, отряхиваясь от пыли ненужности. Мама, как наяву, вновь рассказывала, что кувшин в подарок привез дедушке его друг из Кубачей – мастер по литью из металла. Сколько раз слышала о том Заира! Но когда мама еще была жива, кувшин не наводил на неё тоску от мыслей о своем месте в доме. «Просто надо было слушать!» – укоряла саму себя за невнимательность Заира.
Уже легче давался Заире привычный вес кувшина – в три килограмма. Она научилась подкладывать под ручку железного сосуда полотенце – чтобы не натереть плечо. Слегка подавшись вперед, шла она по каменным тропам, ведущим к роднику. И вела за собой свои раздумья: не просто так камни лежат под ногами, а по небу летают птицы. Не просто так дом есть дом, дерево растет не просто так. Не просто так есть трусы, а есть храбрецы. И она сама существует не просто так. С ее настоящим, прошлым, будущим. Значит, Кто-то решил, что так правильно и так нужно. Понимание этого согревало её, как греет путника ночной костер. Ее детское сердце училось выживать.
Читать дальше