А вскоре и показались сами дети, они везли на салазках приготовленную ими соломенную куклу – Масленицу. Въехав на площадь, они все разом закричали: «Приехала Масленица! Приехала Масленица!»
И тотчас вся площадь огласилась громкими приветствиями.
Девушки побежали к снежному городку и встали за его стены, а неженатые парни, увидев, что городок занят, сели на «коняшки» и поскакали к нему. Попытались силой и быстротой захватить городок, но не тут-то было. Стоя на высоком огороженном месте, вооружившись длинными палками, девушки ловко отбивали нападение парней. Колотили и кололи нападавших нещадно, но всё же были повержены. Первый ворвавшийся в городок Михаил Логинов подхватил красавицу Елизавету Молодых и крепко влился своими губами в её резные алые уста. Елизавета кулачками стучит по Михаилу, делает вид, что сопротивляется, а сама и радёшенька, да, собственно, и не имеет права отказывать в поцелуе, такие правила, – первый ворвавшийся в городок, получает право перецеловать всех девушек-защитниц. А Михаилу все не нужны, ему нужна лишь любушка его – Елизавета, с которой он приехал в санях Фёдора Снежина.
С каждой минутой уличное гуляние приобретало всё более широкий размах. Появились первые подвыпившие парни, обнявшись за плечи, они бродили по площади и пьяными голосами дружно скандировали: «Толстуха Масленица вина напилась и блинов обожралась! Эх, да обожралася! Ох, да вина напилася! Ух, Масленица толстуха, да обожралася и напилася! А мы пить будем и гулять будем, а смерть придёт меня дома не найдёт! Я на печке, на печи, на девятом кирпячи!»
За торговыми рядами устроители праздника сделали детские горки, которые ещё за сутки до праздника опробовала деревенская ребятня, а сейчас детей так много, что выстроились в рядок и ждут свое очереди, чтобы на саночках с ветерком спуститься с горки. Мальчики веселятся, толкают друг друга, а девочки скромные, они не озорничают, они мирно стоят и поют песни:
– Пойдемте-ка на горку, да на горку, ой!
Да на горку, да на горку, ой!
Гляну я всё под зорьку, ой!
Кликну я соловейку, ой!
Соловейка мой, родный братик.
Что же ты ко мне не летаешь?
Пацаны десяти, двенадцати лет послушали девочек и тоже выдали свою песенку:
– Широкорожая масленица, мы тобою хвалимся.
Мы тобою хвалимся!
На горах катаемся, на горах катаемся!
Блинами объедаемся, блинами объедаемся!
И вот уже вся ребятня, притоптывая и приплясывая, запела:
– Уж ты, Масленица-полизуха,
Лелюшки, лели, полизуха!
Протянись ты хоть до Духа,
Лелюшки, лели, хоть до Духа!
А мы масленицу дожидали,
Лелюшки, лели, дожидали!
Сыром горочку посыпали,
Люлюшки, лели, обсыпали!
Вскоре на площади от ярких девичьих платков; зелёных, малиновых, лиловых, голубых, розовых и пестрых, казалось бы, стал таять снег, а от приталенных девичьих душегрей, расшитых золотыми и серебряными нитями, обшитых по краю сияющей на солнце золотой бахромой, она заиграла причудливыми узорами. Давно не видела Карагайка такого красочного великолепия. Девицы красавицы, в будни, казавшиеся обыкновенными деревенскими девчонками, сегодня в глазах взрослеющих юношей стали самыми милыми и в этот день они, кажется, даже прозрели, осознали, что милее и краше девичьей красы нет ничего на свете. Увидели, что нет краше своих карагайских девчат нигде, даже в распластавшейся по другую сторону реки Иша – деревне Тайна нет таких красивых девушек как в их деревне. Да и парни нынче хороши; в новых сапогах, начищенных до блеска, в лихо сдвинутых на затылок бобровых шапках, меховых малахаях и треухах, с улыбкой на лицах уже зарастающих редкой порослью тонких волос, притягивали к себе девичьи глаза, горящие тайным огнём. Лишь матери тех дев знают, что искры в глазах их дочерей это естественный энергетический выплеск созревшего тела, желающего нежности, ласки и страстной любви.
Пока юные девицы-красавицы и лихие молодцы красовались меж собой и друг перед другом, пока соревновались в песнопениях и подзуживали друг друга едкими частушками, на заснеженном льду реки готовились к кулачному бою отроки.
Санька Косарев отбор прошёл. Помогла та шапка-ушанка, из-за которой чуть было не произошёл утренний переполох в его избе. Сползла на затылок отрока эта шапчонка, когда с великой дрожью в ногах проходил мерило под дугой, сдвинула её с головы, значит, может он принимать участие в бою в своей возрастной группе. К пятнадцати годам Сашко был уже широк в плечах, как, собственно, и все члены его семьи мужского пола, а вот в росте отставал. Рос рывками, бывало, за год вырастет на два – три сантиметра, а иной год аж на целых десять – двенадцать. И вот если бы не его хитрость с шапкой быть ему вновь в зрителях, ибо за последний год вырос всего на три сантиметра.
Читать дальше