Юрий Горюхин - Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– С почином, мамаша! – и добавила тихому застенчивому интерну Аленушке: – Смотри, Синицына, вполне себе доношенный. Что интересно, троллейбусные мамаши все время крикливых рожают, а трамвайные – сплошь одних молчунов. И еще запоминай: если недоношенный, то семь месяцев всегда лучше, чем восемь!

– Почему, Роза Ибрагимовна?

– Потому Синицына, что у восьмимесячных смертность в два раза выше, чем у семимесячных – статистика!

– Отдайте мне сына! – потребовала Антонина.

Михаил Сергеевич поздравил Антонину позже всех. Перед этим он выказал опрометчивое желание поговорить по телефону с трижды Героем Социалистического Труда диссидентом Сахаровым, и тому в нижегородскую квартиру полдня тянули телефонный кабель, подключали телефон, проверяли гудки, вежливо инструктировали. Но после задержки со связью и недолгого разговора с отцом русской водородной бомбы, генсек голосом Калмыкова все же объявил по радиоузлу уфимского троллейбусного депо номер два о премировании Павла Семеновича Шишкина и Василия Степановича Загогуйлы десятью процентами от оклада за плодотворный труд в достижении целей, поставленных перед страной партией и правительством.

– Два килограмма, девятьсот тридцать граммов, сорок девять сантиметров! – Аккуратно взяла на руки маленький сверточек Валентина Петровна. – Вот это богатырь!

– Мама, в нашем отделении я самого маленького родила, – попыталась возразить Антонина, но с легкостью согласилась: – Хотя, конечно, – богатырь!

– Ой, весь в Кольку, ну просто вылитый! – нежно приподняла белоснежный уголок свертка Валентина Петровна, – давай его Радиком назовем!

– Мама, но ведь дядя Коля стал к нам приходить на баяне играть, когда я уже школу заканчивала, – удивилась Антонина, хотела удивиться и по поводу Радика, но, заметив блуждающую на лице мамы тихую улыбку, решила, что сейчас не время рыть далекий арктический снег.

– Улыбается! Какая ты Тонька счастливая! – прослезилась подруга Люся и заботливо поинтересовалась: – С отчеством-то уже определилась?

– Нет еще, – задумалась Антонина, сравнивая благозвучность Семеновича и Павловича, – наверное, лучше Михайловича и не найти.

– Хм, – хмыкнул в крепкий кулачок потомственного комбайнера Михаил Сергеевич, хмыкнул слегка смущенно, но в целом одобрительно.

– Какого Михалыча, подруга?! – быстро перебрав в памяти все возможные кандидатуры, вытаращила на Антонину коровьи, с поволокой глаза Люся.

– Да так, – не стала напоминать о своем собеседнике и покровителе Антонина.

– Да выключи ты это радио! – раздраженно бросила Люся, вдруг осознав, что ее соседка по комнате вовсе не так проста, как она ее всем описывала.

«Загубин Радик Михайлович» – аккуратно вписала в свидетельство о рождении Матильда Крамарова. Протянула желтоватую плотную бумагу Антонине и, поправив тяжелые очки на носике-пипочке, равнодушно сказала:

– Училась я в третьей школе на Пушкина с углубленным английским с одной Загубиной.

«Мотя!» – хотела радостно вскрикнуть Антонина, но Матильда монотонно продолжила:

– Все время у меня домашние задания списывала.

«Ничего я не списывала! – решила не радоваться встрече Антонина. – И немецкий у нас в Иглино был мельче Шугуровки, кроме ауфидерзейна с хенде хохом ничего в голове не осталось». И зачем-то стала объяснять:

– Мы долго думали и решили назвать мальчика в честь…

– Да мне все равно, я после Нового года уезжаю из этой страны, – монотонно сказала Матильда, с ненавистью закрашивая черным фломастером фотографию Лёвки Сидорова, который до дома проводил, по телефону позвонил, на подпольный концерт группы «ДДТ» сводить обещал и так подло не расстроился ее отъезду.

– Зачем? – удивилась Антонина.

Матильда еще раз поправила тяжелые очки на носу-пипочке, с усмешкой взглянула на молодую мамашу и вдруг звонко резанула:

– Чтобы черную икру на бутерброд мазать и за ливерной колбасой в очереди не стоять, чтобы в собственном бассейне, а не в хлорке «Буревестника» по утрам плавать, чтобы вместо троллейбуса в роллс-ройсе на работу ездить, чтобы не за стоматолога Сидорова, а за Тоту Кутунью замуж выйти! Не задерживайте очередь, гражданка!

Антонина испуганно обернулась: за ней стояла только ее мама, Валентина Петровна. Хотела добавить, что за Тоту Кутунью в СССР все благоразумные девушки хотят, но на столе Матильды зазвонил телефон. Матильда подняла трубку, и Антонина услышала, как Михаил Сергеевич им обеим пообещал: «Погодите, уважаемые одноклассницы, пройдет каких-нибудь совсем ничего, и настанет продуктовое и промтоварное изобилие светлого будущего с человеческим лицом! С совсем нетрудным для широких масс образованием, с легально оплачиваемым для всех слоев здравоохранением, без мерзкого уголовного преследования тунеядства и мужеложства, с такими доступными кредитами и ипотеками под имущество предыдущих и будущих поколений!»