Эдуард Филатьев - Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы

– Молодой человек ищет место учителя, немка Гольм – ключницы. Саксонец Фишер предлагает разных сортов инструменты…

– Позабавнее ничего нет? – прервал чтение Константин.

– Есть. Гаэтано Пекчи зазывает публику в свой кабинет восковых фигур.

– Восковых? Достойно внимания?

– На узурпатора можно взглянуть. На графа Калиостро.

– Так. Дальше что?

– Вексельный курс. В Гамбурге за ассигнацию дают…

– О погоде что пишут?

– Продолжает дуть крепкий ветер с юга. Посему пасмурно и дождь.

Княгиня Голицына продолжала слушать своего секретаря.

«Гаэтано Пекчи, проживающий в доме Еропкина…» – с выражением зачитывал Сергеев.

За окном послышался шум приближающейся коляски.

– Тпру! – донёсся властный голос, и шум экипажа стих.

Голицына бросилась к окну.

– Всё! Ступай! – крикнула она секретарю, и тот удалился.

Из остановившейся коляски лихо выскочил молодой гвардейский офицер с букетом в руках и скрылся в подъезде дома.

Княгиня взглянула в висевшее рядом зеркало и поправила причёску.

Вошёл Панкратий:

– Поручик Краснов!

– Да, да! – взволнованно отозвалась Голицына. – Зови скорее!

Вошёл офицер с букетом роз и быстро направился к княгине.

– Егорушка! – воскликнула Наталья Петровна, обнимая вошедшего. – Заждалась уж! Здравствуй, мой ненаглядный!

Краснов молча вручил розы Голицыной. Она тут же позвонила.

Вошла горничная с кувшином, поставила его на стол и удалилась. Княгиня, с наслаждением вдохнув аромат лепестков, аккуратно окунула букет в воду.

– Пахнут как! Люблю розы! Больше всего на свете! После тебя, разумеется! – улыбнулась она Краснову. – Спасибо, Егорушка!

Наталья Петровна повернулась к офицеру, пригляделась.

– А что не сядешь-то? И молчишь? Случилось что? Говори!

– Случилось! – холодно произнёс Краснов.

– Рассказывай толком! В момент всё выправим! Уж какие только узлы не приходилось распутывать!

– Да, распутать бы. И побыстрее!

Голицына взяла офицера за руку.

– Сядь, расскажи!

Но Краснов садиться не стал.

– Рассказ короток. Стоя скажу.

– Говори!

– Женюсь!

– Что?

– Под венец иду, Наталья Петровна. Проститься приехал.

– Как, как?

– Приехал проститься.

– Как ты меня назвал?

– Наталья Петровна.

– Вот оно что? Молодуху, значит, себе сыскал! Надоела старая княгиня! Ещё бы, страсть уже не та, силы её покинули! За благословением приехал? А не хочешь ли, мил дружок, прочитать, что у меня на голице написано?

И княгиня наотмашь влепила Краснову три пощёчины:

– Вот тебе благословение! Вот тебе! Вот!

– Наташа! – только и успел молвить Краснов, закрыв лицо руками.

– Ага! Сразу вспомнил!.. А теперь забудь обо мне! – Голицына подошла к столику, выдвинула ящик, выгребла из него ворох бумаг и стала швырять их в огонь камина. – Все письма твои!.. Все записочки с лживой лестью!.. Что ещё?.. Цветочки! Откупные!.. В ваших жалких подачках, господин Краснов, Голицыны не нуждаются!

И, выхватив букет из кувшина, княгиня стремительно подошла к окну, распахнула его и швырнула розы на мостовую.

– Вот где их место! И сам туда же катись! Немедля! Чтобы духу твоего здесь не было! Вон из моего дома!

Краснов круто повернулся и быстро покинул гостиную, хлопнув за собою дверью. Голицына увидела в окно, как он пулей вылетел из парадного.

Краснов подошёл к коляске. Из неё выглянул сидевший там офицер.

– Как? Порядок?

– Полный!

– И алый отпечаток на лице на долгую память?

– Не без этого, – хмуро ответил Краснов, потирая горящую от пощёчин щёку. – За всё в этой жизни приходится платить.

Он поднял валявшийся на мостовой букет.

– Хочешь предпринять вторую попытку? На другую щёку алую розочку схлопотать?

– Фавор почивший помянуть хочу! – с улыбкой произнёс Краснов. – Возложением ритуальным.

– Оригинально! – отозвался его товарищ и захохотал.

Краснов встряхнул букет.

– Стой! – донеслось из коляски. – Дай-ка мне парочку!

– Тоже возложить хочешь?

– Совсем наоборот! Отвергнутый цветок да из рук отставленного фаворита втройне ценен!

– Неужели втройне?

– Так говорят.

– Тогда уж три и бери!

Передав товарищу три розы, Краснов перекрестился и положил остальные цветы на ступень парадного входа.

Голицына, смотревшая за происходящим на улице в просвет занавески, сжала губы и сквозь зубы прошептала:

– Как на могилу возложил! Ну, Егорушка Краснов, тяжко отольётся тебе сия шалость!