Софрон Данилов - Красавица Амга

В дни испытаний немало мужества придаёт людям сознание своей правоты, и тридцатидвухлетний генерал Пепеляев был в эти дни бодр, строг к себе, внимателен к соратникам, голодал и пел со своими дружинниками, он даже писал стихи.

Комсомольцев педагогического техникума обком РКСМ прикомандировал в помощники обширного аппарата партконференции и съезда Советов. Томмот Чычахов был среди них.

Никогда ни до этого, ни после того он не видел одновременно столько доблестных сынов партии и народа. Едва ли не все вооружённые, опоясанные пулемётными лентами, с портупеями поверх ватников и гимнастёрок, они внесли сюда воздух Революции, до взрывного предела насыщенный грозовым разрядом: стоит лишь бросить клич, и все, как один, — в бой. Шальной от радости и возбуждения Томмот носился с бумагами из комиссии в комиссию, нередко путая и бумаги и сами комиссии.

Прошёл первый день — день приветствий. И второй день прошёл, и третий, уже давно всё вошло в рабочую колею и стало уже не столь празднично, а ликующее, но пока необъяснимое чувство не покидало парня. Лишь к концу работы конференции и в первые дни после открытия съезда Томмот разгадал его — это было осознание предметности явившейся народу автономии, смысл и значение которой до того он, как и многие, лишь смутно угадывал, знаешь, что это нечто хорошее, а что оно такое, на деле никак не можешь уразуметь.

Это походило на то, как если бы отверженный и не смирившийся человек пришёл бы гол как сокол в некую мёртвую местность, оглядел её пустынный, безрадостный вид и сказал бы: вот здесь мне назначено жить. Вот здесь, сказал бы он, я поставлю хотон, вот здесь поставлю юрту, вот здесь будет у меня сэргэ Сэргэ — коновязь в виде столба, иногда с резными украшениями. , вон там по окрестности я пущу на выпас моих лошадей и оленей, которых ещё нет, но будут. Такой человек ничего не делает наспех: ведь его дети и внуки будут называть это место родиной…

Некоторые доклады конференции Томмоту доверено было записывать в протокол. Он очень старался, писал до онемения руки, стараясь не пропустить ни слова, но даже и при таком напряжении не успевал дивиться сказанному и осмыслить его, надеясь, что потом он уж как следует удивится и осмыслит. Томмот, например, впервые открыл для себя, что за нация, к которой он принадлежит, какое место якутов среди других народов, каковы особенности их связей и расслоения и как важно для революции всё это знать и учитывать. Он узнал, что малочисленные якутские профсоюзы не так уж бездеятельны, как он думал, зато ячейки РКСМ почти всюду по Якутии или разгромлены, или распались, и теперь будто бы лично от него, от Томмота Чычахова, зависит, будут ли они восстановлены в ближайшее время.

Конференция работала деловито и планомерно. А война между тем уже шла. В соответствии с приказом генерала Пепеляева, его авангард во главе с полковником Рейнгардтом уже двигался в заданном направлении, имея перед собой цель — овладеть красным Якутском.

Продолжал свою работу и учредительный съезд Советов. Со всех сторон необъятного края — из северных, южных, западных и восточных улусов собрались здесь лучшие сыны и дочери народа. Вместе с коммунистами, ревкомовцами, советскими активистами и передовыми людьми из интеллигенции приехали на съезд и хамначчиты, только что вырвавшиеся из байской кабалы и ещё нетвёрдой ногой ступившие в новую жизнь, ещё робкие женщины-батрачки, только что вызволенные на свет из глубин вонючих байских хотонов. Якуты, и русские, эвены и украинцы, эвенки и латыши… Это было нечто удивительное, совсем небывалое. Что ни день звучали речи любимцев якутской бедноты: секретаря обкома партии Максима Аммосова, председателя ревкома Платона Ойунского, командующего войсками Карла Байкалова и других делегатов, посланцев Олёкмы, Вилюя, Лены и Амги. Впервые открыто и громко заявлял о себе ещё вчера подневольный, а сегодня свободный трудящийся человек: «Я — человек!» С самого открытия до закрытия, день за днём съезд превращался в праздник народа. Такого ликования Якутск никогда не знал, хотя и не забывал о надвигающейся беде, о ещё одной смертельной схватке с посягнувшим на это счастье и уверенным в себе врагом.

Томмот твёрдо решил записаться в красный отряд. Но везде, где он побывал — и в штабе командующего, и в военкомате, и в штабе ЧОНа, — требовали направление из горкома комсомола, а в горкоме разводили руками: распоряжения о мобилизации комсомольцев не было. Иди, мол, домой, нужен будешь — найдём тебя сами. Сгоряча повздорил Томмот с секретарём горкомола, выпалил ему, что тот плохо отстаивает интересы молодёжи перед вышестоящими организациями.