Евгений Анташкевич - Хроника одного полка 1916. В окопах

– Вот что, голубчик… вы же из двадцать второго драгунского Воскресенского?..

– Так точно! – отчеканил Жамин, не понявший ничего из того, что только что сделал ротмистр.

– Ну и ладно… А ваш-то где отряд сейчас дислоцируется… в смысле, располагается?..

Жамин знал слово «дислоцируется».

«Проверяет меня, што ли?..» – с некоторой обидой подумал он на ротмистра.

– Вы не обижайтесь, прапорщик, у меня тут знаете, сколько народу всякого бывает, приходится деликатничать со словами…

Тон ротмистра был ласковый, но Жамин всётаки обиделся, успел, и уже был уверен, что ротмистр читает его мысли как по писаному, и тогда Жамин понял, что это для него тоже урок, как те уроки, которые он воспринял от подпоручикапопутчика, только уроки бывают разные.

– У нас тут госпиталь полнёхонек, кого только нет, самострельщики разные, па́лечники. Вы знаете, кто такие па́лечники?

Ротмистр злил Жамина, так злил, задавал ему вопросы и не давал ни на один ответить.

– Отряд, ваше высокоблагородие, дислоцируется в сорока верстах западнее Риги, в местечке Сыгу́лда…

– Си́гулда, – поправил ротмистр, – красивое место, а вы молодцом, прапорщик, молодцом, ничего не скажешь!.. А?..

– А про па́лечников мы, драгуны, ваше высокоблагородие, только слышали, мы же в седле, а это пехота, которая в палец себе стреляет…

– Таак!.. – протянул ротмистр. – Молодцом, дальше!

– Однако, ваше высокоблагородие, они не наши…

– Как не ваши? А чьи? Что значит – не ваши?..

– А то, что они уже в госпитале, и пускай с ними судейские разбираются, а нас интересуют дезертиры, которые, значит, с позиций бегут, то есть их нам ловить… они наши.

– Ну что ж! – Ротмистр щупал бритый подбородок. – Правда в ваших словах… – Он склонился под стол, и Жамин услышал характерный стук, когда сапоги ставят каблуками на деревянный пол. – Сейчас мы поедем в госпиталь, а командир скоро у вас будет… ещё огого какой командир!..

Жамин ничего не понял, но и делать было нечего, он поднялся, ротмистр махнул ему рукой, и Жамин вышел.

От залива вдоль Двины дул влажный солёный ветер, то тёплый и надувал весну, то пронзительнохолодный, и тогда позёмкой наметал за углами домов косые рёбра сугробов. Жамин пожался, крепко сцепил в замок пальцы в дорогих кожаных перчатках и подумал, садиться ему в седло на ветер или подождать ротмистра в тёплой дежурной части, и сел в седло. Вскоре вышел ротмистр, тут же к подъезду подъехал автомобиль, ротмистр уселся на заднее сиденье, и Жамин из седла увидел, как ротмистр потянулся руками вниз, к ногам, но военный автомобиль был не извозчичья коляска или сани, и медвежьей полости в нём не полагалось. Ротмистр недовольно пожал плечами, насупил брови, поднял воротник шинели и поправил блёклые порыжелые наушники под фуражкой.

«А чё ж папаху не надел? А наушники – гимназические ещё, што ли?» – подумал с ухмылкой Жамин и тронулся за автомобилем.

Красивая Рига, несмотря на жестокий ветер, радовала. От штаба до госпиталя было по прямой недалеко, и Жамин в седле отражался в больших зеркальных витринах магазинов первых этажей – он сам и его Дракон.

Как и было предписано, Жамин прибыл в Ригу после Рождества в самый канун Нового года и его сразу принял Быховский. Ротмистр тогда держался чеканно кратко, он выдал Жамину новое предписание, и Жамин отправился в местечко Сигулда на восток от Риги за сорок верст. В отряд прибывали люди, унтерофицеры кавалерии, казаки, почти все из госпиталей, вылечившиеся после ранений. Многие роптали, они рассчитывали попасть в свои полки, а вместо этого оказались не среди своих, а как они понимали – против своих. Жамин в их разговоры не вмешивался, и из числа обер-офицеров, которых вместе с командиром должно было быть не менее четырёх, пока что был один.

На тесный госпитальный двор заехали через арку, ротмистр вылез из автомобиля и, не оглядываясь на Жамина, пошёл к подъезду на чёрную лестницу. Жамин привязал Дракона к коновязи и проследовал за ротмистром. Быховский, пыхтя, поднимался по ступеням узкой лестницы. Мимо его объёмистой фигуры, прижимаясь к стене, пытались проскочить фельдшера, санитары и легкораненые. Увидев Быховского, они выпучивали глаза и сожалели о том, что их понесла нелёгкая на лестницу именно в этот момент. Быховского в госпитале знали, Жамин это сразу понял.

Он поднимался и както так незаметно пытался зажать нос, чтобы не ощущать жуткий острый запах лекарств и ещё чегото, от чего хотелось стошнить.