Евгений Анташкевич - Олег

– Здравствуйте братья! – обратился к ним Олег.

Чудь поклонилась, Олеговы тысяцкие поклонились тоже.

– Зачем звали? – спросил Олег.

– Разговор есть… – ответил за всех Вееле.

– Говори!

– Не будет нам удачи в этом походе, – немного помолчав и, глядя в глаза Олегу, промолвил Вееле.

– Это может быть… Такое наше военное дело, – ничуть не удивился Олег. – А откуда это известно?

– Волхв ы сказали…

– Что они сказали?

– Сказали, что не дойдём мы и до середины, придётся возвращаться…

– Почему?

– Потому что греки про наш поход знают, изготовились и уже подговорили хазар напасть на наши веси пограбить, истребить мужчин и увести в полон наших женщин.

То, что сказал Вееле, не было удивительно – так было всегда и не только когда поход. В каждом полюдье дружины сопровождали князя, а д о ма оставалась малая дружина, а иногда совсем малая. Но в полюдье уходили, понимая, что хазары могут напасть, ещё как могут, но вряд ли это сделают, потому что, кроме рабов, нечего пограбить – бабы, старики да дети. А их ещё надо довести до невольничьего рынка – дети помрут, бабы так изрыдаются, что продавать будет нечего, а врага наживёшь! Поэтому время для нападения надо выбирать особо и это все знали, потому и рисковали уходить. Значит, тут что-то такое, о чём чудь не хотела говорить при всех. Можно было остаться с ними один на один, но и нельзя – чуди много чести, а своим недоверие.

– Давайте тогда и других волхвов послушаем, что они скажут?

Услышать это от Олега чудь не ожидала, светлые князья переглянулись с тысяцкими и долго молчали, и остальные, глядя на них, тоже молчали. Для чуди складывалось плохо – тысяцкие большого войска Олегова могли подумать, что они заробели.

– Давай, – вынужденно согласился Вееле и оглянулся на Лехо и Сууло.

Олег осмотрелся.

– Я поставлю шатёр, вот здесь, большой, места на всех хватит, тут и послушаем кудесников.

– Когда, князь? – спросил Вееле.

– В вечеру? – Олег оглянулся, и его тысяцкие согласились.

Разговор был кончен и князь пошёл к кораблю.

После полудня жара надавила на остров так, что спавшие ратники зашевелились. Они поднимались один за другим, из-под ладоней щурились на солнце, зевали, чесались, отплёвывались, постепенно остров оглашался шумом, криками, и петушиными тоже.

«Курам головы-то снесут, а петухи ещё сами себе крови понапускают», – услышав птичьи крики, с улыбкой подумал князь.

Солнце застыло в последней четверти. Жаре уже было время сходить, но она, как факел над теменем, висела над островом, над каждым ратником над берегами Днепра. Одурь после сна напополам с усталостью ломила головы и люди, раздевшись и не раздевшись, ринулись к воде – Днепр закипел, берега Хортицы будто окольцевала живая пена, и гомон стоял, и люди блестели под солнцем глянцевой кожей. Они ходили на берег, возвращались, таскали воду чанами и кожаными ведрами и разводили костры.

«Кругом жарко… – думал, глядя на это, Олег. – Сегодня будет кругом жарко».

Он вернулся к кораблю, поднялся по сходням и остановился – на широкой лавке около кормила под развешенным в виде шатра парусом спала Василиса. По кораблю топали, говорили в голос, прыгали с борта в воду, а кто-то на берег, корабль вздрагивал, покачивался и снова вздрагивал. Василиса спала, будто не спала, а лежала неживая. Олег замер и даже дурная мысль вздулась в его голове, но буквально на одно мгновение – он увидел, как она сложила руки как в домов и не, но грудь Василисы поднималась и опускалась…

Олег облегченно выдохнул. Он помнил себя мальчиком, когда у него была мать, у него ведь была мать, когда она болела и вот так лежала, а отец, если было тепло, выносил её на воздух, он долго стоял и смотрел, как поднимается и опускается грудь его мамы.

Он не знал, зачем он это делал, и сейчас он только на мгновение испугался, но уже смотрел и любовался красотой Василисы.

«Когда меня положат в домовину… – он знал, что когда-нибудь его положат в домовину как его мать, как, наверное, отца, потому что отец погиб где-то далеко, – …надо бы Радомысла расспросить, как погиб отец!.. И её пусть рядом положат, без неё будет скука!»

Почему он до сего времени не расспросил про отца, он никогда не думал, а тут подумал, глядя, как спит похожая на выплывшую из воды русалку, Василиса.

«А много у меня вопросов-то… к Радомыслу… много!» – подытожил он, как вдруг заметил, что из-под лавки высунулась босая нога, напряженно растопырила пальцы, вся задрожала, через мгновение обмякла и почесалась о другую.