Александр Дорофеев - Повести нового света

Гереро затащили во внутренний тенистый двор и поставили перед человеком, умостившимся с ногами на красном табурете. На плечах его лежала тёмно-бурая с белыми подпалинами шкура тапира.

Совиное лицо под высоким меховым колпаком казалось сонным, а чёрные глаза сильно косили. Невозможно понять, куда именно. Во всяком случае, далеко в сторону, мимо Гереро.

Конечно, этот пленник, опалённый пятью солнцами в море, облепленный водорослями, производил неважное впечатление.

А жрец Эцнаб хорошо знал, что благоразумнее не глядеть на таких прямо. От них легко, как блохи, перескакивают злые, необузданные духи.

Похожие люди не раз приплывали с восточных островов. Совсем дикие, голые, без юбок, кровожадные людоеды! Правда, безбородые, как и все здешние племена…

На миг глаза жреца воткнулись, как отточенные кремниевые наконечники, в лицо Гереро. А ближайший воин дёрнул его за бороду, проверяя, не морская ли это мочалка, вроде накладного украшения.

– Кретино! – воскликнул Гереро, стараясь пнуть воина, – Идиота!

И этого оказалось достаточно, чтобы жрец Эцнаб узнал голос, который слышал в храме на берегу моря.

– В помещение стражников! – распорядился он.

Гереро завели в маленькую сводчатую комнату, где на четырёх камнях покоились длинные шесты, связанные корой. Похоже, что койка. Он улёгся, пытаясь задуматься о будущем, в котором вроде бы не намечалось ничего хорошего, но сразу мирно заснул.

А Эцнаб отправился через площадь, во дворец правителя, и был угрюм по дороге.

«Пришельцы! – думал он. – Мы сдерживали их так долго, как могли. Почти двадцать лет прошло с тех пор, как их первые пироги достигли островов, отделяющих море от бесконечного океана! И до сих пор наша земля не открывалась им».

Сняв колпак, Эцнаб потёр ладонью свой вытянутый в виде мотыги череп, и услыхал слова правителя Канека.

«Уже скоро нашествие, и его не предотвратить! Эти люди принесут много бед и горя! – звучало в голове. – Не лучше ли каждого из них бросить на жертвенный камень?»

«Цаколь-Битоль говорит о другом», – отвечал жрец, проходя в дворцовые двери.

Представ перед Канеком, он поклонился и добавил вслух:

– Не будем убивать первых из них. Сделаем союзниками. Таково веление владыки Двойственности.

– Пожалуй, ты прав, – согласился правитель. – Через три туна малое сорок пятое колесо прокатится ровно половину своего пути. Начнётся время Обновления. Пора освежить и кровь нашего народа.

Так быстро, без проволочек, пока Рыжебородый безмятежно спал, определилась его судьба.

Жрец Эцнаб и Гереро на удивление быстро начали понимать друг друга.

Прислушиваясь к висящей на груди раковине, будто именно она переводила с языка на язык, Эцнаб кивал, перебирал в воздухе пальцами. В конце концов, сумел каким-то образом втолковать, что послал воинов в бухту Тулума, поскольку предвидел, – двое людей выйдут на берег из моря.

– Где же второй? – спросил он.

Гереро пожал плечами.

– О, там ему несладко придётся! – заметил жрец.

Во всяком случае, именно так уяснил для себя Гереро его певучую, почти без согласных, вроде дельфиньего щебетания, речь.

– Кальи ин ийольо! – улыбался Эцнаб. – Я вижу – добро находится в твоём сердце…

Особенно живо пошёл разговор, когда принесли кувшин крепкой браги из кактуса магея, настоянной на растении оклатли. Брага была могущественная, но проясняющая голову.

– Это пульке! Напиток жизни! В нём танцует бог опьянения – кролик Ламат, – наливал Эцнаб, и они закусывали плодами гуайявы, напоминавшими яблоки с виду и грушу по вкусу, а ещё жареными листьями кактуса нопаля.

– Запомни, – кивал Эцнаб, – сердце человека – благоухающий цветок, распускающийся в полночь.

«Хорошо сказано! – думал Гереро. – И как умно – пить кактус и закусывать кактусом. Только великий народ мог придумать такое!»

Уже взошла луна, и Эцнаб указал на неё сухим и тонким, как у птицы, пальцем.

– Видишь кролика Ламата? Там его дом!

Гереро пригляделся, и на одной из двух, – то ли на левой луне, то ли на правой, – действительно различил сидящего кролика.

– У тебя зоркий глаз, – одобрил Эцнаб. – И мудрая голова! Лишь на очень мудрой голове могут расти со всех сторон рыжие волосы – и сверху, и снизу. И вот что я решил, Рыжебородый, – ты будешь жить среди нас!

После чего раскурил и протянул трубку с табаком.

Той ночью под луной, откуда поглядывал кролик, Гереро впервые вдохнул табачный дым, и показалось, что глубоко окунулся в терпко и удушливо благоухающие цветы.