Виктор Сапов - Идут гимназисты

По пыльным дорогам Гражданской войны,

Где дым и пожары повсюду видны,

Идут гимназисты, идут реалисты ,

Уходят на битву России сыны…

Михаил Устинов.

Снег. «Скрип, скрип!» Как весело хрустит он под ногами. Первый в этом году. Пока Петя сидел за партой, он посыпался из небесного лукошка. Стёпка, сидящий у окна и по обыкновению «ловивший ворон», увидел его первым. «Снег пошёл!» – вырвалось у него, пока учитель математики, Павел Семёныч, скрипел мелом на доске, поворотившись к классу спиной. Стриженые головы гимназистов враз повернулись к окнам, загалдели.

Обернувшись на шум, Павел Семёныч сразу всё понял и улыбнулся.

«Поздравляю вас с зимой, господа!» – с какой-то особой теплотой произнёс он, на что даже «революционеры» не обиделись, и не вставили своё обычное «товарищи». Класс пошептался ещё немного и погрузился в списывание с доски.

Впрочем, на дворе ещё был ноябрь. Холода в этом году пришли рано, словно природа пыталась поскорей остудить кипевшие людские страсти. Но страсти не унимались.

По правде говоря, Пете до чёртиков надоело ходить в гимназию. Ну как же можно было учиться, если, начиная с февраля, каждый второй урок превращался в митинг и демонстрацию? Где все кричали, топали ногами, перебивая друг друга и учителей? Убрали молитву. На уроке Закона Божьего устроили такую постыдную обструкцию отцу Афанасию, что этот полноватый, добрый, всегда улыбчивый батюшка, даже необходимую строгость сопровождавший словами Христа и Апостолов, со слезами на глазах молча покинул класс, и больше не вернулся.

Петя и другие «монархисты» ходили к директору, просили прощения за весь класс, в котором были в явном меньшинстве, но увы. Более того, они с ужасом увидели на лице директора – страшного, всегда незгибаемого директора! – усталость и какую-то обречённость.

Некоторые одноклассники уже перестали посещать уроки. Кого-то видели на митингах в Городском саду, кто-то, как Федя Феофани, уехал с семьёй за границу, «переждать». А куда податься ему, Пете?

Домой он не торопился. Дома мама, всегда за машинкой, ей всегда некогда. Заказы. Надо работать, чтобы оплатить ему образование. А если уже никакого образования не осталось, за что же прикажете платить?

Хотя до дома от гимназии было минут пять ходу, Петя прошёл нужный поворот и устремился на Большую Садовую 1 1 Большая Садовая – центральная улица Ростова. . Ему хотелось подольше погулять, надышаться морозным воздухом, хотелось, чтобы вот так: «скрип-скрип» – скрипел снег под сапогами.

А ещё ему позарез надо было, чтобы вновь пришла Муза. В прошлый раз она прилетела к нему так же, на осенней прогулке, и нашептала стихи, которые он аккуратно записал в тетрадочку. Уже не первые. И хотя Петя их никому не показывал, само их наличие грело ему сердце. Он мечтал стать поэтом. «Как заполню тетрадь, то издам книгу» – твёрдо решил он, и ждал, когда Она опять его посетит, и боялся, что этого не случится.

Большая Садовая горела электрическим светом. На этой улице всегда праздник, всегда шумная радость, как будто не было ни войны, ни отречения, ни революции. Нарядная публика гуляла и радовалась погоде, от проходивших мимо слышались Пете возгласы восторга и счастливый смех. Кавалеры и дамы входили в Городской сад и выходили из него, как ни в чём не бывало. Ещё недавно там гремел митинг, полоскались на ветру кроваво-красные флаги, доносились призывы: «отнять, реквизировать, освободить», кого-то предлагали «ниспровергнуть», кому-то кричали «долой!». А сейчас, когда солнце закатилось и зажглись фонари, всё вернулось к такому приятному обыкновению.

Уж неизвестно почему, но Петя не взлюбил революцию и революционеров. Может, потому, что он учился на «отлично», а в «революционеры» в их классе записались в основном закоренелые троечники и второгодники? Или потому, что он всю свою маленькую жизнь боготворил Государя Императора, любил вставать на молитву, гордился победами русской армии, а сейчас всему этому сказали: «долой»? Потому ли, что его отец, казачий офицер, погиб в японскую войну, и он его не помнит, но всё хорошее, правильное, светлое – воплощает собой его фотография, в парадной форме, с орденами? А сейчас всё это у революционеров не в чести? Как же можно ему это принять, хотя бы и весь класс записался в большевики?

«Уйду», – решительно подумал он. «Надо только сначала найти, что делать дальше».