Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Зачем утруждаться всякий раз? – с укором произнёс Соломон. – Скоро уж месяц, как мы с Натаном у тебя, а ты всё встречаешь нас, словно видишь впервые! Пора уже и отдохнуть!

– Как можно! – возразил Шлома, растянув морщинистое лицо в привычной улыбке. – На Руси ведь живём, а здесь такой обычай!

Соломон знал о славянских обычаях не хуже хозяина дома и прекрасно понимал надуманность озвученного утверждения, но спорить не стал. Он лишь окинул коротким взглядом украшенную растительными и животными узорами стену здания и наставительно заметил:

– Мог бы и без роскошной отделки обойтись. Зачем лишний раз дразнить гоев!

В ответ хозяин лишь развёл руками.

– Да как же без узоров? – недоумённо воскликнул он. – Оглянитесь вокруг: на Руси все здания в резьбе, иных и не найти! Ведь, устроив, по примеру Европы, какое-то убожество, мы только вызовем недоумение у соседей!

Довод был весомым, и Соломон, несмотря на своё неудовольствие, вынужден был согласиться. Он, пропущенный Шломой, первым вошёл в дом, и вскоре уже сидел за уставленным яствами столом в компании своего племянника, ожидавшего его возвращения здесь, хозяина дома и двух его взрослых сыновей. Им прислуживали две девушки из полянок, которыми, в знак большого уважения к гостям, руководила дочь хозяина – Рахиль. Ей недавно исполнилось пятнадцать, и она уже ходила в невестах, вот только отец её так и не подобрал достойного для его положения жениха. Дело в том, что Шлома в ростовщиках ходил всего год. Раньше он, как и заведено исстари у богатых ашкеназов, был менялой. Нельзя сказать, что никто из его восточных соплеменников никогда не ссужал денег под процент, просто испокон веков эта прерогатива принадлежала евреям, бывшим выходцами с Ближнего Востока и Западной Европы, и последние полем своей деятельности делились неохотно. И всё же изворотливый Шлома нашёл возможность влезть в более прибыльное дело, но теперь испытывал определённую ограниченность в общении. Он совсем не желал возноситься над остальными ашкеназскими семьями, с которыми поддерживал отношения раньше, но в своём нынешнем положении и достатке считал, что выгоднее выдать дочь за кого-то из ростовщиков, хотя те совсем не горели желанием породниться. В итоге его Рахиль который год перехаживала в невестах, не имея ни одного мало-мальски подходящего жениха. Сейчас она распоряжалась вместо сказавшейся больной матери и совсем не скрывала свою радость. Рахиль стояла в сторонке, то и дело поправляя спадавшие на смуглое чело длинные и чёрные как смоль кудряшки. Чёрные глаза её поблёскивали в наполнявших столовую сумерках, шуршало бархатом усеянное жемчугом праздничное платье. «Вырядилась словно в Пейсах!» – подумал Соломон с усмешкой, не без некоторого удовлетворения. Как бы то ни было, но не каждый месяц у этих ашкеназов останавливаются столь высокие гости из самой Венеции!

– Принеси свечи, Айка! – приказала Рахиль одной из девушек-славянок, и та поспешила в соседнюю комнату, торопясь исполнить поручение.

– А вы, – обратилась хозяйская дочь к остальным двум, – подавайте жаркое да грязную посуду со стола прихватите!

Девушки безмолвными тенями скользнули к столу и тут же скрылись из вида, унося опустевшую посуду, но отсутствовали недолго. Их следующему появлению предшествовал вкуснейший запах запечёных уток. Когда их на удерживаемых перед собой подносах внесли служанки, к мужчинам снова возвратилось чувство голода. Но девушки не спешили ставить на стол принесённые яства. Они остановились в сторонке, пропуская вперёд Айку с двумя подсвечниками, в которых уже горели две толстенные свечи.

– Поторапливайся! – прикрикнул на неё Шлома. – Да ещё тащи, не видишь разве, что двух мало?!

Света за столом было уже более чем достаточно, столько, что при желании можно было прочесть книгу, почти не напрягая зрение, но всем было понятно, что хозяин желает излишним вниманием угодить гостям, а заодно и похвалиться перед ними своим достатком. Подстёгнутая окриком, Айка поторопилась, и склонённая над старшим сыном Шломы свеча капнула горячим воском на руку. Тот вскрикнул, но скорее от неожиданности, нежели от боли, и с силой оттолкнул успевшую поставить подсвечники девушку. Та, не удержавшись на ногах, упала на дощатый пол, но поспешила сразу подняться.

– Как подсвечники несёшь, дура! – заорал парень. – Без оклада остаться захотела? Пошла вон!

Айка выскочила, утирая на ходу выступившие слёзы, а оставшиеся девушки принялись осторожно, стараясь не задеть никого из сидящих, расставлять принесённые блюда. Когда одна из них приблизилась к Натану, Рахиль подскочила к ней и перехватила протянутый поднос. Затем она, ставя его перед юношей, склонилась так, что едва задела его плечо своей грудью, но тут же отпрянула, отворачивая зардевшееся лицо. Кожа её, от природы довольно смуглая, от прилившей крови стала ещё темнее, что только придало привлекательности очаровательному созданию. Натан невольно задержал взгляд на девушке, и он не укрылся от внимательных глаз Шломы. Улыбнувшись, он опустил довольное лицо и взялся за нож, но был вынужден отвлечься на раздражённый возглас сына.