Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря

Жауме остался доволен результатом своего решения: с помощью Берната он значительно увеличил производительность мастерской, а Бернат продолжал с прежним усердием относиться к своей работе.

«Он лучше, чем кто-либо из помощников!» – вынужден был признать Жауме.

Он не раз пытался прочитать мысли крестьянина, но лицо Берната оставалось непроницаемым. В его глазах не было ни ненависти, ни злобы. Жауме спрашивал себя: что с ним случилось, почему он оказался здесь? Этот молодой мужчина был не таким, как остальные родственники хозяина, которые появлялись в мастерской с одной целью: всем им нужны были только деньги.

А вот Бернат…

С какой нежностью он смотрел на своего сына, когда его приносила мавританка!

Ему хотелось свободы, и ради нее он работал изо всех сил, как никто другой.

Взаимопонимание между ними, помимо увеличения производительности труда, дало и другие плоды.

Однажды, когда Жауме подошел, чтобы поставить печать хозяина на горлышко новой тинахи, Бернат прищурился и взглядом указал на основание изделия.

Но…

«Ты никогда не станешь мастером!» – пригрозил однажды своему помощнику Грау, когда тот при нем выразил свое дружелюбное отношение к Бернату.

Эти слова частенько вертелись в голове Жауме.

Поэтому он притворился, что внезапно закашлялся, и отступил от тинахи, не поставив на нее печать. Внимательно посмотрев на основание кувшина, он заметил маленькую трещину, свидетельствующую о том, что изделие лопнуло в печи. Жауме пришел в ярость от недосмотра помощника… и затаил еще больше злобы на Берната.

Пролетели год и день, необходимые для того, чтобы Бернат и его сын стали свободными.

Грау Пучу удалось заполучить желанное место в городском Совете Ста. Однако Жауме не замечал никакой перемены в поведении крестьянина. Любой другой на его месте потребовал бы письмо с правом на гражданство и бросился бы по улицам Барселоны искать развлечений и женщин, но Бернат этого не сделал.

Почему?

В Бернате постоянно жили воспоминания о мальчике из кузницы. Он не чувствовал себя виноватым: этот несчастный встал на его пути к спасению сына, и Бернат вынужден был его ударить.

Но если подмастерье умер…

Бернат мог получить свободу от своего сеньора по прошествии необходимого срока, однако ему вряд ли удалось бы избавиться от обвинения в убийстве. Гиамона посоветовала брату не говорить об этом случае никому, и он послушался ее. Бернат не мог рисковать, поскольку понимал, что Льоренс де Бельера, вероятно, отдал приказ схватить его не только как беглеца, но и как убийцу.

Что стало бы с Арнау, если бы его отца задержали?

За убийство наказывали смертью.

Его сын продолжал расти здоровым и крепким. Мальчик еще не начал говорить, но уже ползал и выдавал трели, от которых у Берната звенело в ушах.

Хотя Жауме по-прежнему держался с Бернатом надменно, его положение в мастерской переменилось – его уважали все больше (об этом не догадывался только Грау, поглощенный своей торговлей и разнообразными старыми и новыми обязанностями). И нянька-мавританка, с молчаливого согласия Гиамоны, которая тоже была слишком занята детьми и домашними делами, стала приносить ребенка все чаще, улучая момент, когда тот не спал.

Сейчас Берната беспокоило только одно: его не должны были видеть в Барселоне, поскольку это могло навредить будущему сына.

Рождество 1329 года

Барселона

Арнау исполнилось восемь лет. Он был спокойным и умным ребенком. Длинные каштановые волосы, волной спадавшие ему на плечи, обрамляли лицо, на котором выделялись большие светлые глаза цвета меда.

Дом Грау Пуча был украшен к Рождеству. Мальчик, который в десять лет смог покинуть отцовские земли благодаря щедрому соседу, стал известным человеком в Барселоне и сейчас торжествовал, вместе с женой ожидая прихода гостей.

– Они явятся, чтобы оказать мне честь, – с гордостью говорил Грау своей супруге. – Ты когда-нибудь видела, чтобы знать и купцы ходили в гости к ремесленнику?

Гиамона молча слушала его.

– Сам король покровительствует мне! Ты понимаешь это? Сам король! Король Альфонс!

В этот день в мастерской не работали, и Бернат с Арнау сидели на полу, нахохлившись от холода и наблюдая из-за горы горшков, как рабы, помощники и подмастерья то и дело сновали в дом и обратно. За эти восемь лет Бернат так ни разу и не вошел в дом Пуча, но его это не волновало. Он задумчиво поглаживал волосы Арнау и радовался, что рядом с ним был сын, крепко обнимавший его. Чего еще он мог желать?