Борис Тумасов - Василий Темный

Узнав о побеге, великий князь московский Василий не велел преследовать его, только и сказал:

– Как вором прокрался на Русь, так вором и убрался…

В опочивальне полумрак и духота. Полумрак от притворенных внутренних ставенок, а духота от жара натопленных печей.

Тихо в покоях умирающего тверского князя.

Утро предрассветное, на бревенчатых стенах опочивальни висят щиты и мечи дедовские, разное иное оружие. В прежние лета оно ласкало взор Бориса, но с болезнью не радовало.

Борис дышал тяжело, с хрипом, испарина покрыла виски, а мысль назойливая: жизнь и смерть, где им начало, где конец? Господь дарует человеку жизнь, Господь и забирает ее. Все в руце Божией. Все живое Богом создано. Вот ведь не думал он, князь Борис, что придет старость со своими заботами и тревогами. А ведь издавна не любил сидеть без дела, княжество Тверское покоя не давало. А ноне оно, сам того не заметил, как с Московским переплелось. Пожалуй, с той поры, как князя Василия слепого узрел.

Все в нем похолодало, жизнь и смерть, соседствующих, увидел. А тут еще княжича Ивана рядом с Марьюшкой стоящих, засватанных.

– Ох-хо, – вздохнул, – а ведь время-то суетное. Давно ль, год только и минул, как воеводу Холмского с полками на Москву посылал, Шемячича с княжества Московского изгнал, Василия на стол великокняжеский сажал. Теперь вот болезнь нежданная. Как-то без его, Борисова, догляда Марьюшку к венцу соберут, в Москву отправят в жены будущему великому князю московскому…

Но почему будущему, он, Иван, уже и ныне великий князь рядом с обреченным во тьму отцом, какого Василием Темным именуют.

И снова раздумья, раздумья князя тверского одолевают. Намедни побывал у него молодой князь Холмский Даниил, кланялся великому князю тверскому Борису, в Москву намерился, Марьюшку сопровождать. Да не в дорогу, а на постоянное жилье перебраться. Желает при великой княгине Марье Борисовне состоять. Говорил: «Буду беречь княгиню Марью».

Борис Александрович строго поглядел на него. Нет, не мальчишество в нем. И тогда спросил его великий князь тверской:

– Держал ли ты, Даниил, совет с отцом своим и матерью?

И ответил князь Даниил:

– Отпускают они меня в Москву на жительство, только велят, чтоб не посрамил имени их. Ибо тверской княжне надлежит род тверской и московский продолжить…

Прикрыв глава, великий князь тверской Борис прошептал:

– Дай же, Боже, чтоб родила ты, Марьюшка, сына и взял бы он кровь князей тверских от великого князя Михаила Ярославича и московского Дмитрия Александровича и Владимира Андреевича Храброго, какие на Куликовом поле стояли.

И так стало великому тверскому князю обидно, что не увидит, какого внука родит Марьюшка…

Боль загрудная перехватила дыхание. Кликнул врача, Анастас прибежал, пустил кровь, темную, вязкую. Ворвалась в опочивальню княгиня Настена. Глаза вопрошающие. Анастас только руки воздел. А доктор-то от Бога! В академии константинопольской обучался.

Приподнялся Борис, потянулся к чаше с водой холодной, сделал несколько глотков, полегчало. И снова склонился к подушке, о Марьюшке задумался…

На Рождество увезут ее, жаль, не удастся ему, великому князю Борису, сопроводить ее до границ Тверского княжества с Московским. Но поедут целым поездом. Тверские бояре и князья, Кашинский Андрей и Холмский Михаил, Микишинский Андрей и Дорогобужский Осип, Дмитрий Черед и еще многие другие, кто с ним, великим князем Борисом, княжество Тверское крепил.

Снова сдавило грудь, подержала боль и отпустила. Борис прошептал:

– Все в руце твоей, Господи.

Поглядел на щелящее оконце, понял, снег ночью подсыпал. Эвон, как блестит.

На городских стенах тверских стража прокричала:

– Гляди-и-и!

В опочивальню ворвалось:

– …ди-и-и!

Борис окликнул отрока, что у двери спальной стоял. Гридин вбежал.

– Сбегай к оружничему, коли спит, пусть поднимут и ко мне поспешает.

До утра так и не сомкнул глаз, ждал Гавриила, Гаврю оружничего.

Забегали, засуетились в княжеских хоромах. Прошагал торопливо Гавря оружничий. Осторожно вступил в опочивальню. Остановился, вглядываясь в лежавшего князя, не спит ли?

Борис Александрович глаза открыл, спросил:

– Помнишь ли ты, Гавря, как малым отроком заявился в Тверь и как дворецкий, боярин Семен, тя под свою опеку взял? На моих глазах ты, Гавря, poc, и я тебя до оружничего вырастил. – Борис вздохнул, помолчал. Гавря промолвил: