Дмитрий Кноблох - До сотворения мира. Студёная вода и Чёрный медведь

От мечтаний и песен бабу Листвяну отвлёк запыхавшийся и растрёпанный большеобычного Волька, на лице которого было запечатлено так не свойственное ему выражение глубокой озабоченности, если не сказать больше, лёгкой паники, да, что греха таить, просто паники. В таком виде Волька бывал крайне редко. Уж кто-кто, а этот неслух был у неё на особом контроле с самого рождения, как ползать научился. И Листвянестало потихоньку передаваться это тревожное состояние. В голове вихрем пронеслась тысяча возможных вариантов развития событий. Но остановилась Листвяна на самом ужасном из них. «Неужели в курятник залез за яйцами и кур выпустил, – с ужасом подумала Листвяна, – ведь видела же, как поганец у курятника ошивается, да некогда было, с водой шла». Но своих тревожных мыслей мальчугану не показала, а, придав лицу хмурый вид, строго спросила:

– Что случилось, Волеслав?

Уже только по одному тому, что баба Листвяна обратилась к нему по взрослому имени, Волька понял, что дело плохо. Просто так Листвяна строго говорить не будет, а уж тем более по взрослому имени звать. Хвала Сварогу, не залез в курятник за яйцами, как собирался. Грустные мысли о Чёрном медведе одолевали. А баба Листвяна положила руки в боки, что было уж совсем дурным знаком, и, наклонив голову, пристально посмотрела на несчастного Вольку и сказала очень строго:

– Что у тебя стряслось? Ты что ж, тать (вор), курятник разорил? Сколько кур пропало? Говори, злыдень, пока башку не открутила, как тем курам!

У Вольки отлегло от сердца, ну, слава Белобогу, не прознала Листвяна про его думки печальные и про Чёрного медведя. Уж лучше самому рассказать, может, что и придумает мудрая баба.

– Да не, баб Листвян, – затараторил Волька, – тут дело куды хужее. Да ну не, в курятник тот я не полез. Роду нашему беда грозит. И беду ту я привёл.

У Листвяны в свою очередь тоже отошло от сердца. Защитила Мокошь-заступница, отвела непутёвого от курятника, обошла стороной беда-разорение. Листвяна придала лицу испуганно-озадаченное выражение, прижала руки к сердцу и сказала:

– Ой ли, что за беду ты, отрок непутёвый, опять на род наш навёл? Говори быстрее, а то мне до тёмного горох нужно разобрать.

Волька принял жесты, мину и позу бабы Листвяны за искренний испуг и начал быстро рассказывать, покуда темнота не пришла, о своём горюшке. Он честно и без утаек рассказал о том, что, ослушавшись строго наказа взрослых, побежал охотиться в чащу леса, который был за большой стеной скотного двора; как в чаще леса, в тени, под корнями поваленного дерева, увидел, что большой зверь прятался от солнца. А когда он посмотрел на зверя того, то зверь в ответку посмотрел на Вольку красными страшными глазами и, видать, точно запомнил его.

«Кабана увидал, – смекнула Листвяна, – да разглядеть не успел». Дальше детское воображение сделало своё дело. У страха, как говорится, глаза велики, а в данном случае можно добавить, ещё и красны. Но факт остаётся фактом, Волька ни секунды не сомневался, что повстречал в лесу мифического Чёрного медведя, который теперь, по закону жанра, обязательно явится к нему ночью и, как есть, сволочёт в свои дебри. Из ватаги парней, что были с Волькой в лесу, рассматривать лютого зверя никто большим желанием не горел. Покидая страшное место, Волька, как положено, предупредил остальных об опасности, тихо шепнув: «Чёрный медведь». То был известный персонаж не только для Вольки, но и для остальных. По сути дела, говорить больше ничего было и не нужно. Через несколько секунд вся дружная толпа храбрых охотников, сломя голову, бежала в сторону дома, стараясь не издавать лишних звуков, не привлекая к себе внимание, как учили строгие наставники. Но, тем не менее, каждый из них мог поклясться чем угодно, что своими глазами видел Чёрного медведя, радуясь в душе, что он не на них посмотрел.

Выслушав до конца эту жуткую, полную драматизма, отваги и героизма главного героя историю, ещё раз про себя порадовавшись, что курятник остался цел и невредим, Листвяна покачала головой, на которой был расшитый рунами в сине-красно-белых цветах их рода летний бабий платок, и грустно, но строго, молвила:

– Плохо дело, Волюшка, плохо.

Испуганный Волька сел на маленькую скамейку, что была перед столом, засыпанным горохом, поджал ноги и уставился в окно, в котором начали появляться первые признаки захода солнца. Листвяна тоже картинно посмотрела в окно и продолжила:

– Оберег-то на шее зачем носишь? Комаров пугать? Покажи-ка оберег.