Александр Бубенников - У истоков Третьего Рима

– Сейчас все мои помыслы только о Смоленске… Иди к себе… Не до тебя… Мне надо еще многое обдумать перед сном…

– Хорошо, милый, я тебя буду ждать… Всегда буду ждать…

И уже с жесткими металлическими нотками Василий добавил, освобождаясь от теплых рук Соломонии:

– Что бы ни было, во время моего отсутствия в смоленском походе, не смей обращаться к ворожеям – слышишь?..

Она обязана была ответить государю, но ничего не ответила. Только горько вздохнула.

Хотя московскому двору и лично Василию весьма импонировали идеи монаха Филофея об исключительной роли и исторической миссии Москвы – Третьего Рима, при Василиевом правлении знаменательная духовно-государственная концепция не приобрела характера и статуса официальной московской доктрины. Почему? Не до красивых идей и концепций, когда внутри, в семье государя нелады: младший брат государя Семен Калужский, намылившись в Литву, чуть было не сбежал к королю Сигизмунду. Да и во внешней политике такие же нелады…

Главный союзник Москвы Менгли-Гирей все более и более откалывался от союза со скуповатым, нещедрым на ханские подарки московским государем, и нарочито прислонялся к более щедрому королю Литвы и Польши, разумеется, не безвозмездно, с намерениями в союзе с Сигизмундом пограбить уже московские земли. А наряду с этим непрекращающиеся идейные споры, перерастающие в церковные дрязги, стяжателей и нестяжателей, затаившаяся в закоулках палат княжеских ересь жидовствующих, вдовство Новгородского епископского престола, падение авторитета митрополита московского…

Какая там официальная доктрина Третего Рима Московского, когда из государевой семьи и из старого испытанного союза бегут родные братья и «вечные в верности» союзники… Так ведь и сам Василий когда-то чуть не сбежал от отца-государя к королю, шантажируя его с Деспиной, чтобы заставить Ивана Великого отодвинуть от престола Дмитрия-внука в пользу старшего сына Деспины в жестоком династическом противостоянии… Примеры дурные заразительны…

Младший брат Василия, четвертый по счету сын Ивана Великого и Деспины князь Семен получил от отца в удел несколько городков, в том числе и Калугу, волостей и участие в доходах от судных пошлин в Москве. Во время недавних военных действий московского государя против Литвы Василий не обращался за помощью к младшему брату, зная его пылкий нрав и врожденное легкомыслие, заключавшееся в злоязычии в адрес всех своих братьев, жалобах на своевластие старшего брата и стеснение прав удельных князей. До кремлевского дворца и Василия, наконец, дошли тревожные слухи из Калуги, что дерзкий, тщеславный и вспыльчивый Семен решил досадить государю, внимая советам «податься к королю» мятежных бояр. Вероятно, Семен решил также шантажировать государя, как это небезуспешно сделал Василий с Деспиной. В 1511 году Василий достоверно узнал, что Семен намеревается бежать в Литву, ища покровительства Сигизмундова.

Не откладывая дело в долгий ящик, Василий велел ему явиться в Москву. Семен, видя, что тайный умысел его открыт, и предугадывая, что готовится ему в Москве, слезно просил старшего брата Юрия и Андрея Старицкого о помиловании при посредничестве митрополита, владык и других братьев.

Василий мрачно слушал заступников младшего брата Юрия и Андрея, и ловил себя на мысли, что и те, в случае чего, при удобном случае могут изменить ему. Почему-то он вспомнил язвительные рассказы матушки Софьи, как Юрий первым славил при коронации Дмитрия-внука, держал над его головой тяжеленную шапку Мономаха во время речей митрополита и отца, излишне радостно осыпал Дмитрия золотыми монетами при входе во дворец, да и на меньших братьев покрикивал, на того же Андрея, чтобы тот не отставал от него.

Василий язвительно улыбнулся в сторону Юрия, не глядя ему в глаза, бросил шипящим голосом:

– Когда-то ты был первым другом Дмитрия-внука… Поговаривают, ты хотел даже просить об его освобождении с Василием Холмским… А вот теперь за брата-изменника ходатайствуешь…

Юрий вспыхнул и обхватил руками голову. Сидел неподвижно, прямо. Потом, сдерживая слезы, промолвил тихо-тихо:

– Было такое, Василий… Хотел вступиться за опального Дмитрия, да Холмский отговорил… Все взял на себя… Один без страха печалился перед тобой за несчастного царевича… Не хотел, чтобы я и другие бояре подставились… Пострадал через это… А с Симеоном другое дело…