Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга пятая

– Что это? – растерянно проговорил Людвиг.

– Её Высочество сломали руку, – пояснил Майер. – Не волнуйтесь. Молодые кости срастаются быстро. Думаю, что к рождеству Елена Павловна уже сможет делать своей царственной ручкой любые движения. Шиповник смягчил падение, хоть и исцарапал лицо. Но, обещаю, что от ссадин не останется и следа. И неземная красота герцогини ничуть не пострадает. При этом ужасном падении Елена Павловна, хоть и нанесла себе увечья, но спасла главное!

Надя с герцогом непонимающе посмотрели на доктора. Тот снял очки и улыбнулся:

– Их Высочество ждут ребёнка, – пояснил он. – Но ему ничто не угрожает. Это просто счастье, что всё так удачно обошлось. Поздравляю Вас, мой герцог!

Людвиг, огорошенный новостью, упал на колени перед супругой и принялся целовать её забинтованные руки. А Надя, вспомнив о том, что хотела просить у Елены позволения уехать в Россию, с горечью подумала: «Нет, не сегодня…»

1802 год октябрь

Санкт-Петербург

Великий князь Константин, оставшись «соломенным вдовцом», предавался забвению, пытаясь утопить в вине раздражение и гнев по поводу не состоявшегося развода.

В страстном желании насолить сбежавшей супруге, он приказал адъютанту Линёву уехать из Петербурга в Европу, чтобы в свете все продолжали думать о том, что связь между ним и Анной Фёдоровной существует. И лично пустил слух, будто бы сама Анна настоятельно велела «любовнику» следовать за нею, так как страстно увлечена и намерена продолжать наслаждаться любовным грехом за пределами России!

Жанетта Четвертинская имела строгий разговор с вдовой- императрицей, в котором ей ясно дали понять, что она не должна сметь даже на пушечный выстрел приближаться к великому князю во избежание сурового наказания!!

Таким образом, Жанетта притихла, как мышь, и не показывалась на глаза Константину. Иван Линёв мотался за деньги великого князя по Европе. Анна Фёдоровна тихо жила в Швейцарии. А сам Константин продолжал беситься и исторгать огонь, в гневе на неоправдавшиеся надежды.

Со смертью бабушки и отца исчезли «ежовые рукавицы», в которых те держали нерадивого цесаревича. Поэтому Константин с головой пустился во все тяжкие! Очень быстро вокруг него образовалась компания кавалергардов-адъютантов, обожающих выпить за чужой счёт, подраться и поблудить по «весёлым» домам. Константиновский дворец превратился в мерзкий притон! Там ежедневно собирались собутыльники великого князя, билась посуда, из открытых окон неслись пьяные крики, голосили цыгане, надрывно визжали девицы лёгкого поведения! Впрочем, Константин Павлович не брезговал и сам разъезжать по борделям столицы, где развратничал и дебоширил. Потом адъютанты с трудом находили его бессознательного в каком-нибудь трактире и везли домой. Просыпаясь, великий князь не помнил, где уснул и, частенько, не понимал – где проснулся. А, открывая глаза, снова тянулся к бутылке!!

За три месяца беспробудного пьянства Константин Павлович порядком подорвал себе здоровье и, усугубив его ещё букетом венерических болезней, совершенно потерял человеческий облик.

Однажды, во время прогулки по Невскому в обществе адъютантов-собутыльников в открытой карете, пьяному Константину в образе идущей по обочине молодой женщины привиделись до боли знакомые черты.

– Варвара Николаевна!! – воскликнул он, перевалившись за борт кареты, и едва не выпал на мостовую. Приятели в последний момент ухватили его за ноги.

Адъютант Бауэр посмотрел вслед удаляющейся женской фигурке и пояснил:

– Вы обознались, Ваше высочество. Это мадам Арауж. Я знаю её. Она немка. Живет в доме на Садовой.

Кавалергарды зашумели:

– Аппетитная девица.

– Повезло кому-то.

– Я бы не прочь с такой развлечься…

– Господа! Увы! – перебил их Бауэр, отчаянно жестикулируя. – Это невозможно. Она весьма добродетельна и набожна! К тому же вдова. Муж её в прошлом году скончался от чахотки, оставив её с двумя малолетними детьми.

Адъютанты дружно сквасили разочарованные мины. А Константин, хищно заявил:

– Я хочу эту женщину!!

– Невозможно, мой господин, – замотал головой Бауэр. Но в следующую минуту ему в грудь упёрся бархатный кошелёк, в котором увесисто звенели монеты (на глаз, рублей пятьсот).

– Я сказал, что хочу эту женщину!! – повторил Константин.

Бауэр обалдел. На чаше весов с одной стороны – почти его годовое жалование, а с другой – репутация порядочной женщины, его знакомой.