Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга четвёртая

– Мадам!! – он повис на дверце её кареты, – Отечество в опасности!!

– Какая прелесть! – рассмеялся «ангел». Дама пригляделась к нему и в изумлении прошептала. – Бог мой! Адъютант Его высочества? Вот так находка!

И она поманила его пальчиком:

– Поди сюда ближе, красавчик! Что ты там говоришь?

Саша, окрылённый тем, что нашёл-таки соучастника, влез головой в окошко кареты и выпалил, дыша перегаром:

– Император – наш враг!! Надо спасать Отечество!

– Да неужели?! – весело рассмеялась в ответ дамочка. – Я вижу, ты – герой! Будем вместе спасать империю?

– С Вами? – задохнулся от счастья Сашка. – Сколько угодно!!

– Тогда поехали!! – озорно предложила ему собеседница.

Он, польщённый её доверием, подтянулся на руках и пролез прямо в окно кареты, свалившись к ногам прелестной незнакомки. Она расхохоталась в ответ на его выходку:

– А ты смелый, кавалергард! Я обожаю отчаянных мужчин!!

Расхрабрившись от комплимента, Чернышёв попытался приосаниться, но не устоял на ногах и свалился прямо на дамочку, припечатав её своим телом к сиденью. Она на удивление расхохоталась ещё громче.

Сознание Чернышёва продолжало лихорадочно кружиться хмельной каруселью. Он туманно посмотрел в лицо незнакомке и пробормотал недоумённо:

– … Кто Вы?

– Я – твоя судьба, – кокетливо усмехнулась она, привлекая его к себе.

Набережная рек Мойки и Фонтанки

Павел посетил стройку нового замка, что возводился по его личному проекту у истока двух рек – Мойки и Фонтанки. Место было выбрано императором не случайно. Здесь прежде располагался деревянный Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, где, собственно, 20 сентября 1754 года Екатерина Алексеевна и родила великого князя Павла Петровича.

Павел считал, что замок, возведённый на месте, где он родился, непременно принесёт ему защиту и спокойствие! А, чтобы заручиться поддержкой ангела-хранителя семьи Романовых – святого Михаила, он повелел будущий замок именовать Михайловским.

Все эти условности и тяга к символам говорили о том, что император боится. Он, помня предсказание инока Авеля, чувствовал себя окружённым врагами, и неумолимо торопил строительство. Число рабочих на стройке доходило до шести тысяч одновременно, и обязаны они были работать и днём и ночью (при свете факелов и фонарей).

К началу 1800 года здание уже было возведено. Оно коренным образом отличалось от всех построек Санкт-Петербурга, так как напоминало европейский замок-крепость XV века. Сделанный в виде квадрата, внутрь которого вписан восьмиугольный внутренний двор, замок был полностью окружён рвом, наполненным водою, и попасть в него можно было через мосты, которые поднимались и опускались на цепях и охранялись часовыми.

С февраля начались отделочные работы. Придворные мастера: скульпторы, камнерезы и художники не успевали так быстро создавать все необходимые детали, как требовал государь. И Павел решил: чем создавать новое, быстрее будет использовать что-то готовое. По его приказу были разобраны несколько павильонов в Царском Селе и целый дворец в Пеле. Из Академии художеств были вывезены колонны, фризы и скульптуры. Со стройки Исаакиевского собора везли мрамор. В Таврическом дворце разобрал паркет из дорогого дерева.

В результате замок приобретал вид мозаики из не сочетающихся и противоречивых направлений в архитектуре и искусстве. Но Павла ничуть не смущало такое хаотичное смешение стилей. Позже искусствоведы скажут, что «Михайловский замок самый выразительный символ Павловской эпохи! В его облике явственно воплотились художественные вкусы и своеобразие личности императора Павла».

Расчищенную площадь перед замком, которую, Павел распорядился именовать площадью Коннетабля, ему захотелось украсить памятником Петру I, которого он считал великим русским царём. Но создание памятника – дело не быстрое, а Павел спешил! И тогда на складах отыскался памятник Петру скульптора Бартоломео Растрелли (отца знаменитого архитектора Зимнего и Екатерининского дворцов); он пылился там уже более пятидесяти лет.

Этот памятник заказал мастеру ещё при жизни сам Пётр в 1716 году в ознаменование победы над шведами. По замыслу Растрелли царь Пётр был изображён в одежде римского императора, верхом на коне. Но великий царь так и не дожил до окончания работы скульптора. Последующие правительницы, Екатерина-I, Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна не озаботились тем, чтобы увековечить великого предка.