Алексей Белов-Скарятин - Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия

• Кроме того, выделение применяется как к названиям различных литературных произведений, журналов и архивных документов, упоминаемых в повествовании, так и к цитатам, взятым оттуда.

Эта книга посвящается памяти моей МАМЫ и её мамы, моей БАБУШКИ, передавших мне знания о предках и прививших "любовь к отеческим гробам"

Объединённое посвящение из двух романов Ирины Скарятиной, лёгших в основу этой книги: "Посвящается памяти ПАПЫ, МАМЫ, ДОКИ, НАНЫ и ШЕЛЛИ и живой дружбе с ЭЛСИ, ЭЛИС и ДЖЕЙН"

Трудно найти более очаровательную и захватывающую историю детства и юного девичества, чем рассказ Ирины о её ранних годах в царской России. Так свежо и непосредственно всё описанное ею.

Точность её памяти поражает, являясь при этом очень естественной. Она говорит: "Мелочи всегда играли большую роль в моей жизни. Цвет, запах, слово – и я уже далеко, в своих воспоминаниях. Сейчас Старая Россия исчезает навсегда, и некому будет поведать о ней, когда уйдёт моё поколение. Рождённые в изгнании молодые люди ничего не знают о том образе жизни, какой вели мы. Будучи одиноким ребёнком, я очень много проживала внутри себя, всегда думая, всегда пытаясь во всём разобраться и замечая детали, которые я, вероятно, упустила бы, если бы играла с другими детьми. А эти детали важны, так или иначе, когда рисуешь истинную картину жизни ребёнка при старом режиме".

Итак, с удивительной ясностью, изяществом и пылом автор воссоздаёт обстановку изысканную и идиллическую. Кажется, что это настоящая сказочная страна, волшебная страна, которая когда-то существовала, но теперь исчезла. Представитель старинной русской аристократии доносит до нас необыкновенную по живости картину прошлого. Её воспоминания не притуплены временем, не размыты сентиментальностью. Нет ни тени сожаления, ни ностальгических ноток. Словно открылась дверь в прошлое, и всё снова так же, как было когда-то.

Посмотрите на эту Эру (так её зовут родные) – нелепое и милое маленькое существо с веснушками, широким ртом и вздёрнутым носиком, с толикой вспыльчивости, с тонкими длинными палочками рук и ног и нетерпеливыми глазками, всегда готовыми "проникнуть внутрь вещей". Для неё мир – это место безумно интересное и бесконечно разнообразное. Мечтательная, чуткая, импульсивная, она – сердечна, человеколюбива и порывиста.

От момента рождения до волнующей юности разворачивается перед нами её жизнь. У Эры своя свита – английская няня, немецкая гувернантка, доктор, профессор и, конечно же, множество слуг. До двенадцати лет она живет в большом загородном поместье, за исключением двух лет, проведённых за границей. Зимой семья уезжает в Санкт-Петербург оставляя её в усадьбе в Троицком, где никогда не бывает скучно. Год в деревне для неё – это целый круговорот событий и удовольствий: тут и её домашние питомцы; и церковные праздники да именины, и Масленица, и Рождество с играми и гаданиями, и Пасха; вылазки на конюшню, в коровник и кузницу; побег с крестьянскими ребятишками на выступление танцующего медведя; зимние катания с горы, цветущий рай весны, а там и лето с его благотворительностью, ярмаркой и цыганами.

Позже, уже в Санкт-Петербурге, Эра обучается у строгого профессора, берёт уроки танцев, музыки, рисования и религии. Происходят и замечательные праздники, и свадьба сестры, и собственная влюблённость в "прекрасного принца на белом коне".

Сам дух юности пойман в этой книге. И кто, будь он молод или стар, не увидит в ней радость жизни?

Ранним ноябрьским вечером, в тот самый миг, когда над великим городом Санкт-Петербургом замерцали первые звёзды и сумрачные улицы враз озарились множеством огней, на втором этаже старого каменного дома, стоявшего на набережной реки Мойки рядом с Зимним дворцом, родилась крохотная малютка. В детской спальне, благоухавшей фиалковым мылом, тальком и прочими нежными и таинственными запахами, присущими обряду купания малышей, было темно, если не считать слабого красноватого блеска дрожащей лампады, зажжённой перед большой золотой иконой Богородицы в углу комнаты, и серебристого света звёзд, проникавшего сквозь заиндевелые оконные стёкла. Над колыбелью, в которой лежала новорождённая, склонились две пожилые фигуры: Нана, старая английская няня, и Дока, семейный врач.