За домом Малешевича, находившемся на окраине села, начиналась тропинка, которая, пересекала небольшую поляну и далее терялась в чаще елового леса. Был летний день, самая его вершина – жаркий полдень, когда всё живое, спасаясь от жары, отдыхало где-то в тени. Сам же Срджан – молодой, босой, с длинными волосами, в белой рубахе видел сейчас себя как он идёт к лесу. С правой стороны от тропинки шла развилка, где стоял заброшенный каменный дом, вросший в землю почти по самую крышу. Тропинка резко исчезла: её, словно ножом, перерезала тень елей на опушке, куда она привела Срджана. Он вдыхает смолистый прохладный воздух и идёт на шум текущей воды. Он знает, что там, у подножья огромного бука течёт родник. Он пришёл к нему… Да, точно: вот у него в руках и бидон для питьевой воды. Он идёт. И останавливается. Там, в густой тени огромного бука, стоят люди. Стоят выпрямившись. Молча. Неподвижно. Их силуэты размыты, а когда он пытается сфокусировать взгляд на ком-то конкретном, то он мутнеет, словно тень. Срджан осторожно приближается к ним. Медленно. Но не из-за боязни. А просто он вдруг лишился сил, будто постарел. Изменились его движения, волосы стали короткими, а рубаху сменила военная блуза. И тени людей стали другими – более чёткими, конкретными. Это мужчины и женщины: старики, древние как горы и старухи, морщинистые как земля, крепкие как ракия мужчины и терпкие как вино женщины, дерзкие как солнце парни и тихие как луна девушки, румяные как наливное яблоко мальчишки и розовощёкие как лепестки шиповника девочки. Он знает их всех. И знает, что они – мёртвые. Это мертвецы его жизни: все кого он знал или о ком слышал, родственники и знакомые, дальние и близкие. Они в той же одежде, в которой были, когда покинули этот мир: старики в турецких фесках и сербских шайкачах на голове, в кафтанах – джемаданах и накидках – гунях, на ногах – старинная обувь-опанки. Молодёжь – в рубашках, в футболках. Многие – в военной форме, изорванной и выцветшей настолько, что сложно было понять, в каких они служили войсках. Женщины все с платками: старухи в чёрных, надвинутых на самые брови, более молодые – в белых. Остоя, Драгутин, Йово, Тодор, Милош, Ратко, Джордже, Милутин, Бранко, Тома, Елка, Мара, Симеуна, Роса, Сава, Стоян – он помнит их имена, но не всегда может отыскать лицо, которому имя принадлежит. Уже не слышно журчания родника. Тишина жаркого полдня, в котором родственные мертвецы смотрят на Срджана взглядами, в которых нет грусти, исчезла Остался лишь холод. Они стоят и смотрят на него. Смотрят и расступаются, готовя для него место. А и он хочет туда, в прохладную тень, прочь от палящего солнца. Хочет, но не может сдвинуться с места. Ноги не слушают, земля становится ватной, проваливаясь под его тяжестью. А он рвётся туда, к родным лицам: пустым и серьёзным. Рвётся, зная, что связь неразрывна, что память вечна и мёртвые не желают ему зла, поскольку жизнь и есть исконное зло, а смерть лишь способ освободиться от зла. Освободится от боли и страданий. Срджан признаёт их правоту, но солнце, жгучее летнее солнце всё настойчивее, всё жарче. Оно мешает, оно не даёт подойти к желанной тени. И бледнеют лица, уносит их прозрачной дымкой, и только напоследок утешают они его, говоря, что ждут, и что место для него готово.
Уже окончательно проснувшись, Срджан Малешевич вытянул ноги и потёр затёкшую шею. Ему опять приснился давний сон. Вообще Срджану редко снились сны, и многие он забывал, но этот он хорошо помнил. Сон – это ложь, бредни стариков, суеверие, шептал себе Срджан каждый раз после пробуждения, не веря, что в снах содержатся пророчества, что таким образом потусторонний мир, преследуя какую-то свою цель, шлёт ему тайные послания. Но верил он или нет, а покойники регулярно посещали его сны, заставляя его просыпаться в холодном поту. Человек боится того, о чём не знает, падая в бездну неизвестности, он барахтается, пытаясь уцепиться за настоящее, выискивая что-то знакомое и надёжное. Всё ещё в полудрёме, Срджан подумал, что было бы хорошо, если бы у него были дети и если бы к нему приходили сыновья, а затем, раскрыв глаза, посмотрел на Мрджана и перестал размышлять о снах, о мёртвых и живых детях.
Они летели к пункту назначения В небольшом двухмоторном самолёте, присланном специально для них, подшучивая, что всё-таки успели чего-то достичь, как-никак, их везут, как президентов, в частных джетах. С нетерпением и любопытством они глазели через иллюминаторы, ожидая появления Африки. Никто из них не был на других континентах, их глаза округлились от изумления, когда они увидели густые леса незнакомых деревьев и города из алюминиевых банок посреди пустыни, они дивились красноте земли с высеченными на ней дорогами, по которым куда-то спешили мелкие, как муравьи, люди. Срджану захотелось ещё раз преодолеть этот путь, но с другими людьми и при других обстоятельствах, захотелось быть обычным путешественником и увидеть Африку с иной стороны. Мрджан восторгался девственными лесами и подсчитывал, сколько бы кубов древесины можно было вывезти из этих бескрайних джунглей. Младжан поддерживал брата, утверждая, что это – настоящая работа, и когда всё закончится, можно будет открыть лесопилку, проторив через джунгли дорогу для поставки древесины, и изготавливать мебель.
Читать дальше