Григорий Зарубин - 94-й пехотный Енисейский полк

Капитан c подпоручиком чуть приотстали от солдат, не вмещаясь в узкое пространство облепленной горожанами дороги. Робачевский хотел было дать команду повернуть роте на более широкую Ильинскую, но, опередив, из первых рядов донесся зычный приказ унтер-офицера Ефимова: «Рота! Равнение на пра-во!!!»

Солдаты c большим удовольствием затопали громче, повернув головы в правую сторону. Вразнобой, нарушая уставы, c кем-то радостно здоровались, и, чуть не сворачивая шеи, не могли оторвать от кого-то восхищенных взглядов.

Гадать долго не пришлось. У дверей булочной стояла жена капитана c маленькой дочкой – Робачевская Наталья Сергеевна! Мило улыбалась, отвечая на приветствия. Помахала мужу.

Муж, зловредный капитан, Его Благородие, Сергей Николаевич, как ни странно, тоже ласково улыбнулся.

Событие для 3-й роты из ряда вон выходящее! Некоторые, отслужив и третий год, никогда не видели командира c благодушной улыбочкой на лице, а кто и видал, предпочитал лицезреть, от греха подальше, строгую его физиономию.

Об исключительной красоте Натальи Сергеевны были многие наслышаны, – а сегодня, как говорится, воочию… Подлинно восхитительная учителка словесности из Мариинской женской гимназии c белокурыми завитками волос, выбивающихся из-под модной шляпки, c чуть заметно округлившимся животом, махала им ручкой вслед.

– Ух, ты!!! – только и слышен пересвист в солдатских шеренгах.

Престиж капитана в глазах ошеломленных солдат за одно мгновение вырос в десятки раз. Теперь понятно, отчего Сергей Николаевич в последние дни такой добрый!

Новак чуть приостановился. Щелкнув каблуками, кивнул. Не в силах подавить растянувшейся до ушей улыбки, побежал догонять роту…

Робачевский многозначительно оглядел подпоручика.

– Чего? Просто, поздоровался… вот, – ответил на немой вопрос Новак.

– Ничего. Я не про это! А про барышню в окнах дома Лахновского, – хмыкнул капитан.

– А, это… племянница его, Анна Войцехович…

– Ужинать сегодня приходи. И Наталья моя просила. Так что ждем, – еще раз хмыкнул Робачевский, и, точно опамятовавшись, рявкнул, – ро-та! Песню, запевай!!!

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Подпоручик Новак задержался в казармах. Проследил за сдачей оружия. Проверил порядок в помещениях. Выстроил получивших увольнительную, но, особо не придираясь, отпустил, напутствовав:

– По кабакам не шастать! Друг дружку не оставлять нигде! Чтобы утром на плацу – как огурчики!

– Не извольте сумлеваться, Ваше Благородие, Алексей Федорович! – Семенов уже мчался, точно шальной теленок, в сторону города.

Прибежал мальчишка. Спросив фамилию подпоручика, сунул Новаку записку. Получив копеечку, исчез также быстро, как и появился.

Прочитав короткое письмо, подпоручик помрачнел, ушел в офицерскую комнату и до полудня не выходил.

К вечеру из дверей крикнул дневального…

– На-ка денег. Сбегай в кондитерскую. Купи торт.

– Слушаюсь, Алексей Федорович!

– Только небольшой купи, но дорогой. Понял?!

– Понял! Чего ж не понять?! Маленький торт и самый дорогой!

– Хорошо! На сдачу можешь купить себе чего-нибудь, табаку или махорки. Давай, я за тебя подежурю…

– Спасибо, Ваше Благородие, я мигом!

Дневальный, оставив кинжал, убежал. Алексей прислушался к пустой казарме. Уловил посторонний звук. В умывальной довентил медный кран. Тут же пристроился на подоконнике, закурив папироску. Вытащил из нагрудного кармана скомканный лист. Еще раз перечитал. Горько усмехнулся. Порвав записку на мелкие квадратики, выбросил в ведро…

– Вот! Московский! Свежий! Господ Абрикосовых: «Полюби меня»! – вбежал, сильно запыхавшись, солдат.

– Кого полюбить? – не сразу понял задумавшийся Новак.

– Торт так называется: «Полюби меня». Три рубля отдал. А что дешевле были, – уже все распродали…

– Хватило денег-то? Ну, спасибо тебе.

– Еще остались, – дневальный, нашарив в кармане медяков, высыпал целую пригоршню в ладошку подпоручика, – еще папирос вам двадцать штук взял. Ваши любимые: «Герцеговины, Асмоловские».

– — – — – — – — – — – — – — – —

От Гремячей Горы, где располагались Енисейские казармы, до дома Робачевского на Верхнее-Петропавловской было далековато. Но по ледяной тропинке еще не вскрывшейся реки – ходьбы минут десять быстрым шагом. Сам же Новак обитал, снимая комнату, в доме Тихомирова на Печерском подворье, что было не вполне удобно, так как в соседях жили полковой протоирей Валентин Робертович Покровский c большим семейством, а главное, – полковник Атлантов, которого он терпеть не мог.