Юрий Лубченков - Виват, Новороссия!

– Надо отходить, Петр Александрович, – перебил его Еропкин.

– Ваше превосходительство, – с бешенством процедил Румянцев, – я просил вас высказывать доводы, а не советы.

Принимать решение буду я сам. У вас все, господа?

Члены военного совета спокойно и непреклонно наклонили головы в знак подтверждения, что все уже сказано и добавить, а уж тем более возразить, нечего.

– Ну что ж, господа, отвечу вам. Да, вы правы, неприятель превосходит нас числом. И он в укреплениях. Но ведь никто и не предлагает немедленный штурм! Ведь речь идет об осаде! Прошу также не забывать, что припасов в Кольберге не так уж и много, и скоро неприятель будет испытывать недостаток в продовольствии и фураже.

Шепот.

– Да, я знаю ваши доводы – вы их только что мне высказали. Но зима ведь не только прогонит наш флот от Кольберга, она не даст возможности действовать и кораблям противника. Что же касается подвоза со Штеттина, то мы – и особенно при помощи господина Берга – в состоянии прекратить подобные сообщения. Мы осаждаем, и у нас в этом случае больше возможности маневра. О нашем снабжении – кроме подвоза, магазинов – надо налаживать и реквизиции. Война затрагивает всех, включая и тех, на чьей земле она ведется. Это разумно. Но реквизиции – не грабеж. Таким образом мы, соблюдая меру и обеспечив себя необходимым, лишим этого противника, который будет решать задачу: драться с нами или отступить. Надеюсь, вы знаете, как должно сражаться на открытой местности?

– А холода, – снова повторил свой довод Брандт, – как быть с ними?

– Будем готовиться к ним. Я уже говорил как-то генерал-майору Еропкину, что война – не карнавал, не парад и не маневры. Она не должна зависеть от того, есть ли на небе солнце, или идет дождь.

– А как же быть с рескриптом, ваше высокопревосходительство, – со значением напомнил свой аргумент и Леонтьев.

– Господин генерал-поручик! Господин генерал фельдмаршал неоднократно получал рескрипты ее величества. Ныне получаю их и я. И они все говорят об одном – России нужна победа. Мы сидим здесь к противнику ближе и видим его более, так что не грех нам и принять решение своим умишком, и принять его на себя. И мне кажется, ваше превосходительство, что доводы политические при делах военных – не самые лучшие. Они чреваты самыми непредвиденными последствиями – если отдаваться им с упоением. Побережем себя и дело. А в данном же случае они токмо хорошо показывают вас, кто вы и что вы.

Леонтьев побагровел.

– И последнее, господа. Ведя осаду, мы тем самым ослабляем на основном фронте Фридриха и даем возможность нашей главной армии решать задачи свои без оглядки на силы Вюртембергского и Платена, без боязни того, что король прусский может внезапно усилиться за их счет. Я решил, господа, продолжать осаду. Мы слишком долго здесь пробыли и слишком много затратили сил, дабы после всего этого отступить ни с чем. Осада будет продолжаться и крепость будет взята! Несмотря на все и всяческие противодействия – как со стороны противника, так и со стороны своих маловеров. Я призываю вас, господа, выполнять свой долг. Мы – солдаты, а, стало быть, должны сражаться и побеждать! Для этого мы и нужны России. Все свободны, господа. Спокойной ночи.

На следующий день активные участники спора, продумав свою позицию за ночь, подали Румянцеву рапорта с прошением об отпусках по болезни. Румянцев хмыкнул:

– Насильно мил не будешь.

И подписал. В таком деле сомневающийся помощник – не помощник. Теперь его волновало всерьез лишь одно – отношение Конференции и главнокомандующего к его самоволию. Он не стал на совете смущать умы своих подчиненных этими своими раздумьями, но про себя передумал об сем предмете предостаточно. Но вскоре он уже с удовлетворением зачитывал оставшимся генералам новый рескрипт на свое имя:

– «…Службу вашу не с тем отправляете, чтоб только простой долг исполнить, но паче о том ревнуете, чтоб имя ваше и заслуги сделать незабвенными». Все ясно, господа совет? Нашу настойчивость осадную, – он щедро делился единоличным решением сейчас со всеми, хотя на том совете и был в полном одиночестве, – одобряют. И поддерживают. Надеюсь, что более из нас, оставшихся, никто отныне не занедужит и что это успокоит тех, кто боялся державного гнева за выполнение долга своего. И заставит всех сделать все возможное, дабы оценка верховная наших ратных заслуг не пропала втуне! За работу, господа!

К этому времени подошедшая легкая конница Берга вовсю тревожила пруссаков, постепенно отбирая у них контроль над жизненно важной артерией Кольберг – Штеттин.