Юрий Лубченков - Виват, Новороссия!

– Ваше величество, позвольте ввести в дело кирасир. Со стороны Кунгрунда. Русские батареи не смогут ударить по ним массированно, а их пехоту мы сомнем.

– Действуйте, Ведель!

Генерал лично повел кирасир. Железная стена конницы, появившаяся с востока и северо-востока, вырастая на глазах, рвалась к Шпицу. Залпы батарей не успевали за ее перемещениями. К тому же артиллеристы, ориентированные на другие цели, сейчас запаздывали со сменой позиций. Момент стал воистину критическим. Как вдруг – на войне все часто бывает вдруг, особенно если импровизации долговременно планируются и заранее обязательно готовятся – навстречу кирасирам пошла русская кавалерия. Ее возглавил сам Румянцев, доказывавший правильность своего мнения, что латы и ружья в конной атаке лишь мешают, главное – смелость и благородное белое оружие. Стесненные сталью брони и болтающимися за спиной ружьями, кирасиры уступали в стремительности атак коннице Румянцева. Появившаяся конница Лаудона довершила разгром. Все, что осталось от кирасир, поспешно отступило под прикрытие своей артиллерии.

Последним шансом Фридриха стали драгуны принца Вюртембергского и гусары генерала Путткаммера. Подстегиваемые своим королем, впадавшим в истерику ярости от поражения, все более явно вырисовывавшегося перед ним, и не просто поражения, а гибели армии, а значит, и его страны и его великих планов, прусская кавалерия отчаянно рвалась к Гросс-Шпицбергу. Ей удалось невероятное – она сумела пройти огненную завесу русской артиллерии, растерзать линии стрелков Шпица и прорваться на вершину холма. И это было все, чего они достигли. Русская и австрийская пехота в молниеносном бою штыками смирила их наступательный порыв, опрокинула кавалерию, а артиллеристы Гросс-Шпицберга довершили начатое, открыв по отступающим шквальный огонь. Был убит и доблестный Путткаммер.

После этого пруссаки уже не пытались атаковать. Вскоре пехота генерал-поручика Панина загнала пехоту Фридриха на Мюльберг, где многие нашли свой конец, поражаемые артиллерийскими залпами Гросс-Шпицберга. Начавшееся отступление прусской пехоты – конница у Фридриха уже не могла сейчас иметь значения – превратилось в повальное бегство, когда Панин начал новую атаку, и с юга ему на помощь пришла кавалерия.

Армия прусского короля не существовала более. Потери до 17 тысяч, масса дезертиров – у Фридриха в строю осталось не более трех тысяч солдат.

Преследовали отступающую и разбегающуюся толпу пруссаков, недавно еще бывших армией, Лоудон и генерал русской службы Тотлебен. Преследовали весьма недолго – лишь до темноты, что и объясняет сохранение Фридрихом хотя бы этих трех тысяч.

Король – хороший стратег – ясно представлял, что может последовать за этим поражением: гибель всего была неизбежна. Он писал брату: «Я не переживу этого. Последствия битвы хуже ее самой. У меня нет больше сил… Я убежден, что все погибло… Я не переживу гибели родины. Прощай навсегда…» Сразу же после сражения, когда союзная конница ушла вдогон отступающим, Румянцев объезжал позицию на Гросс-Шпицберге, дабы отдать своим павшим боевым товарищам последний долг. Огибая небольшую проплешину, на которой, судя по количеству неподвижных тел в русских и чужеземных мундирах разыгралась особенно жаркая рукопашная, генерал наткнулся на сидящего тут же на чьем-то ранце офицера с окровавленной повязкой на лбу, который, несмотря на это, ловко и довольно бодро бинтовал себе левую руку. Его шпага, покрытая засохшей уже кровью, по самый эфес была воткнута в землю. Тут же рядом валялись в кобурах и пистолеты. Румянцеву раненый показался кем-то знакомым. Приглядевшись, он обрадованно воскликнул:

– Ба! Поручик Попов!

Офицер вскинул глаза, вопросительно посмотрел на кричащего и, узнав Румянцева, поспешно вскочил:

– Так точно, ваше превосходительство! Капитан Попов к вашим услугам!

– О, поздравляю с капитаном. Ранены, Дмитрий Николаевич?

– Есть немного, Петр Александрович. Саблей да штыком зацепило.

– Серьезно зацепило-то?

– Пустяки, ваше превосходительство! Чтоб на солдате, да не зажило!

– Ну и хорошо. Хочу поблагодарить вас, капитан. Вас и солдат ваших. Славно, вижу, здесь вы сражались. Теперь уж у Фридриха хребет окончательно сломан.

– Пора уж и сломать, господин генерал-поручик. Коий год воюем. Пора уж дело доделать и по домам.

– Скучаете по дому?

– По России, Петр Александрович. Дома-то ведь у меня и нет. Всю жизнь с отцом по гарнизонам да домам государственным жил. А умер он, и никого у меня не осталось. А по родине скучаю.