Софья Макарова - Грозная туча

Министр полиции генерал Балашов, присланный императором Александром с письмом к Наполеону, был поражен роскошью и пышностью обстановки французского двора в Вильно. Из большой приемной, где толпились французские генералы и польские вельможи, Балашова провели в маленькую залу, и через несколько минут из противоположной от входа двери вышел к нему Наполеон.

Он был невысок ростом, полный, широкоплечий, с моложавым лицом, большими быстрыми глазами и орлиным носом. Синий мундир с черным воротником облегал плотно его толстую талию и, расходясь на груди, открывал белый жилет. Белые лосиные панталоны обтягивали ноги, обутые в ботфорты. Во всей его осанке было нечто решительное, а вместе с тем и величественное. Он принял Балашова весьма милостиво, но отказался наотрез вывести свои войска обратно за Неман, причем дал почувствовать, что у русских всего двести тысяч войска, а с ним пришло втрое более, да вся Польша и Литва за него.

Отпуская Балашова, Наполеон дал ему письменный ответ императору Александру. Это была последняя попытка российского императора примириться с Наполеоном. Затем все переговоры были прекращены, и началась война…

ежду городами Гродно и Минском, немного южнее их, находится небольшой городок Слоним, населенный большей частью евреями. Слонимский шляхтич Конопка, служивший во французской армии и отличившийся в походах в Испании, был произведен Бонапартом в генералы и прислан в Слоним, чтобы сформировать третий легкий гвардейский кавалерийский полк императорских уланов. Полк этот должен был состоять исключительно из польских и литовских дворян.

Литовская молодежь, наэлектризованная ксендзами и женщинами, стекалась со всех сторон, почитая за честь вписаться в этот блестящий полк.

Князья Воронецкие, графы Залусские, графы Тышкевичи поступали простыми рядовыми, чистили скребницами своих коней посреди улиц, учились управляться с пиками, месили грязь на площади, учась маршировать повзводно и поэскадронно. Большая часть студентов Виленского университета примкнула к ним, а мальчики-подростки и гимназисты плакали, что их не принимали, хотя они просили, как милости, идти в рядах своих соотечественников. Весьма может быть, что об этом же мечтали два сверстника, впоследствии прославившиеся своими поэтическими дарованиями: Адам Мицкевич и Эдуард Одынец, тогда еще учившиеся в Минской гимназии. Красавицы Юлия и Аделаида, сестры генерала Конопки, вышивали шелками, золотом и бисером знамя полка и разные боевые принадлежности для молодых уланов.

Молодежь ликовала, веселилась и шумно высказывала свою радость. Жиды сновали между этой богатой молодежью, снабжая ее всем нужным и ненужным, набивая при этом себе мошну червонцами, щедро сыпавшимися из рук восторженных и неопытных императорских уланов. Казалось, сам воздух пел вместе с ними патриотические песни; и восхваления Польше и франции гудели и переливались на всевозможные лады.

Поставленный Наполеоном правителем Литвы маршал Марель, герцог де-Бассано, назначил подпрефектом в Слоним Феликса Броньского.

Обряженный во французский мундир с иголочки, Броньский появлялся всюду, то провожая, то встречая войска, проходившие через Слоним, стараясь при этом выказать французам свои расторопность и усердие, а также преданность Наполеону. Глядя на него, трудно было поверить, что еще несколько дней тому назад он так же восторженно восхвалял императора Александра и не далее как девятнадцатого июня низкопоклонничал перед князем Багратионом, простоявшим со своими войсками целые сутки в Слониме, двигаясь со своей армией к укрепленному лагерю, устроенному неподалеку от Динабурга [3] Впоследствии — Двинск. подле города Дриссы.

Но таков уж был нрав Броньского. Крича громче других о том, что Наполеон восстановит Польшу и присоединит к ней Литву и Украину, он старательно припрятал свой русский мундир — сохранил на всякий случай.

— Пан президент, пан президент! — кричал он впопыхах, догоняя Пулавского, председателя комиссии для удовлетворения потребности войск.

Тот велел кучеру остановиться.

— Слышали, пан президент, — говорил словоохотливый Броньский, свесившись из своей брички, чтобы Пулавскому было удобнее его расслышать, — приехал к нам маршал князь Шварценберг. Он требует вас к себе, хочет наложить на вас контрибуцию в тысячу червонцев.