Виктория Саммерс - Лилия бессилия. По мотивам романа А. Дюма «Три мушкетера»

Разведя костер, чтобы Анна не мерзла, граф расстелил свой камзол на земле и предложил Миледи лечь на него.

– Я не фарфоровая кукла, это не первый мой привал в лесу, – возразила она. Ее начало злить беспокойство мужа, как и вся эта ситуация. Если бы она не поддалась страсти в таверне, сейчас она могла спокойно сбежать. А так она вряд ли останется в сознании, даже если получится уйти подальше в лес. Ей хотелось плакать, кричать, но сил было только на то, чтобы слабо возразить Атосу.

– Вам плохо, это совершенно очевидно. Будучи вежливым мужчиной, я не могу позволить вам страдать сильнее необходимого, поэтому послушайте меня и ложитесь, – очень терпеливо проговорил Атос.

Это спокойствие графа было показным, он все больше нервничал, волновался по поводу здоровья Миледи, чей вид демонстрировал, что она держится исключительно на силе воли. Еще немного, и она просто упадет, синяки под глазами стали более очевидными. Он видел, что состояние Миледи не позволяет ей продолжать путь далее, и это и злило, и пугало его. Весь его план был импровизацией. Он не думал о том, что сделает, когда увезет ее в поместье. Возможно, лучше было дать ей покинуть Францию и сказать друзьям, что они разминулись. Не помешай он ей в этом, сейчас ее здоровью ничего бы не угрожало. Он чувствовал, что усугубил и без того непростую ситуацию. Само поместье было в запущенном состоянии, он не был уверен, что оно сейчас пригодно для проживания (все-таки много лет он не появлялся там).

Анна выругалась на английском и легла на его камзол, плотнее кутаясь в плащ. В данный момент ненависть к графу преобладала, поэтому, отвернувшись от него к огню, она язвительно добавила:

– Конечно, сделали свое черное дело, а теперь вспомнили о вежливости.

– Анна… – начал Атос, но остановился. Что он мог добавить? Действительно, он был непоследователен и неосторожен. Сейчас они оказались в этой ситуации по его вине.

Миледи стало неловко, что с ней происходило крайне редко. Оливье до сих пор находился во власти убеждения, озвученного ею в таверне. Да и ссориться с единственным человеком, желающим помочь, было не в ее интересах.

– Вы не виноваты. Я могла остановить вас, если бы хотела, – миролюбиво заметила она.

– Не пытайтесь меня успокоить, – озвучил Атос мягко. Он лег рядом на землю, чуть в стороне от нее. – В этом нет необходимости, я не причиню вам зла, можете быть спокойны.

– Тогда я сорвалась на вас, так как мне было неловко, что я повела себя подобным образом. Вы не сделали ничего из того, что я не хотела. И это меня разозлило.

– Видит бог, я не хотел принести вам новые страдания. Мне жаль, – тихо прошептал Атос, наблюдая, как она тщетно пытается согреться.

Графу было страшно. А что, если она не сможет добраться до поместья, что, если ей снова станет хуже? Ни врача, ни души рядом нет на тысячу верст, сам Атос не был подготовлен к подобным ситуациям. Схватка с гвардейцами кардинала – легко, помощь мушкетерам – нет ничего проще, но что делать с больной женщиной в лесу, если ей станет плохо, он понятия не имел. Плюс он как будто бы постоянно ожидал, что друзья настигнут их. Он бы легко смог поднять шпагу против них, но как посмотреть д'Артаньяну в глаза, прочитав в них предательство? Ведь именно Миледи хладнокровно убила Констанцию и даже не скрывала этого. Почему он укрывает ее? Если это лишь страсть, то он жалок, если тут искать более глубокие чувства, то жалок вдвойне. Эта ведьма очернила его родовое имя, его благородные стремления, он почти освободился от ее плена, повесив ее, но она и тут выжила. Сейчас он сам решил защитить ее от казни. И вот тут было самое неприглядное – если бы она убеждала и уговаривала его, он мог бы считать, что она околдовала его, что он поддался ее чарам. Но ситуация выглядела так, что ей было бы лучше, если бы он вовсе не появлялся в ее жизни, что оставляло горький привкус на его губах.

– Я не спрашиваю вас, Шарлотта. Я только хочу сказать то, что говорю вам сейчас. С тех пор как вы остались одна, покинутая братом, я стал появляться у вас на пороге. Я полюбил вас еще больше, после несчастья, случившегося с вами. В самом деле, чтобы принять меня, вам понадобилось шесть месяцев. Хорошо, говорю я, прошло шесть месяцев. В эти шесть месяцев вы относились ко мне с добротой, за что я благодарен вам, Шарлотта. Неужели я когда-нибудь пожал вашу руку, не поблагодарив вас за это как за величайшую милость? Неужели я когда-нибудь хотя бы раз говорил с вами о любви, не получив прощение в ваших глазах? Неужели я хотя бы раз спросил вас о том, кто вы, откуда вы, куда исчез ваш брат?