Итак, она уехала в Париж с двадцатью тысячами франков и тремя пузырьками симпатических чернил, которыми, по настоянию Крамера, она должна была пользоваться, когда будет писать ему. Как только корабль вышел из гавани, она размахнулась и швырнула пузырьки в воду и вернулась к своей всё ещё недочитанной книге «Братья Карамазовы», по-прежнему используя старую визитную карточку Крамера в качестве закладки. И на короткое время она почувствовала себя вполне счастливой и свободной... Но, по крайней мере, несколько французских и британских агентов уже ожидали её прибытия.
Она теперь — оторвавшийся лист, позднее сказал Грей, пловец, затянутый ужасным течением. Она стремилась жить только сиюминутными удовольствиями... кроме того, она потеряла любовь её жизни, дочь. Некоторым французским и британским офицерам, завербованным неофициально либо Данбаром, либо Ладу, приказано было наблюдать за ней, в то время как другим велели стать частью её жизни.
Первым, кто приблизился к ней, оказался молодой английский капитан Том Меррик. Высокий, грациозный, с тёмными волосами и серо-голубыми глазами, он встретил её в баре «Гранд-отеля».
К тому времени она отложила Достоевского и вернулась к мрачным сказкам времён своей юности, проведённой на Востоке... особенно к легенде о Черной Дурге, Богине Страсти. Часам к десяти, ощутив беспокойство, она отложила книгу и прошла в бар, находящийся рядом с рестораном. Меррик ожидал за столом в глубине зала, наблюдая за входящими в зеркало.
Он начал с того, что представился другом Вадима де Маслоффа, затем сказал, что видел однажды в Мадриде как она танцует. Он слегка прихрамывал — реймский трофей. Глаза у него были спокойными и тёплыми.
Они сначала поговорили о Вадиме де Маслоффе по тому, что он был единственной общей темой. А продолжили разговор уже о войне и ране Меррика. На самом деле Меррик никогда не встречал русского фотографа и получил всю информацию о нём от Данбара. Но рана была настоящей. Они разговаривали и пили шампанское до самого закрытия, потом вернулись в её комнату, прихватив с собой бутылку белого вина.
Он не спал с ней в ту первую ночь. И во вторую. И в третью. Но продолжал приходить каждый вечер с подарками, оплаченными британской разведкой. Он был добр с ней по-особому, что напоминало ей Грея. А если принять во внимание войну и её личные неприятности то станет понятным, что она просто обрадовалась новом; мужчине в своей жизни.
На четвёртую ночь он появился немного позднее, чел обычно, объясняя, что пришёл прямо из медицинского центра. Его колено, сказал он, требует дальнейшего лечения и даже в этом случае прогнозы неопределённые. В ответ она легко поцеловала его в губы и сказала, что всё будет хорошо. Подойдя к лампе, она потушила свет и выскользнула из платья.
Потом они лежали в темноте, если не считать трёх горящих свечей, которые она поставила на каминную полку, потушив более яркий свет. Он привлекал огромных ночных бабочек, бившихся о стены.
Немного спустя он сказал:
— Я понимаю, что это, наверное, преждевременно для тебя, возможно, даже нелепо, но я хочу женитьба на тебе. Да, я хочу жениться на тебе, Маргарета.
Она перекатилась на свою сторону, расправляя пеньюар на боку.
— Я не уверена, что ты выбрал лучшее время для брака, дорогой.
— Что это означает? Отказ?
Она вытянулась на кровати, скользнув рукой по его спине:
— Это означает, что идёт война.
— К чёрту войну.
— Ты не будешь так считать через неделю или две. Он повернулся к ней лицом и обвёл её подбородок пальцем:
— Послушай меня, Маргарета. Я думаю, нам следует пожениться. Да, пожениться.
Она легла на бок, наблюдая за кружащейся бабочкой. (Говорили, вспоминала она, что Дурга иногда появлялась в виде бабочки, но обычно в виде жука или осы).
— Почему бы нам не подождать? Да, не подождать немного?
— Я понимаю, ты, наверное, не любишь меня.
— Я этого не сказала!
— Есть ещё кто-нибудь?
Она предвидела банальность, поколебалась и сказала:
— Не знаю.
— Кто он? Де Маслофф?
— Нет.
— Тогда кто?
— Некто.
— Как его зовут?
— Николас.
— Николас... как дальше?
— Просто Николас.
— А он предлагал тебе выйти замуж?
Она вновь колебалась:
— Нет, он не предлагал мне выйти замуж.
Меррик приблизил губы к её уху:
— Что ж, в таком случае я не могу представить, чтобы у него действительно имелось что сказать.
Читать дальше