Дэн Шерман - Любивший Мату Хари

Саузерленд покачал головой:

— Я не улавливаю, что...

— Мартин, первая телеграмма датирована тринадцатым декабря. Среда, тринадцатое декабря. Фон Калле проинформировал Шпанглера об её приезде в Мадрид тринадцатого декабря, но на самом деле она не приезжала до пятнадцатого, а фон Калле не знал этого до шестнадцатого.

— Что ж, возможно, она предварительно телеграфировала из Виго.

— «Агент Х-21 прибыл...»

— Тогда, может быть, фон Калле неверно проставил даты.

— Мартин, это подстроено, сфабриковано, и вы это знаете. Против неё не могут выстроить дело законным образом, поэтому они подтасовали улики. Только они переврали даты. Передвинули события на сорок восемь часов вперёд.

Грей и Саузерленд встали и пошли, даже не обсуждая это. Они проследовали одной из тех тенистых дорожек, которые Грей никогда не отделял от Зелле. Она тоже была частью нахлынувшей тишины и ветерка, внезапно появлявшегося ниоткуда.

— Почему вы полагаете, что ничего такого ей не приходило в голову, когда её допрашивал Бушардон? — спросил Саузерленд.

— А вы помните, как провели тринадцатое декабря прошлого года?

Они вошли в одну из цветущих рощиц, наполненную тюльпанами и паукообразными папоротниками. Она могла бы ждать и здесь, выглядывая из-за плюща или фигурно подстриженных кустов.

— Если вы правы, — сказал Саузерленд, — я не говорю о том, правы вы или нет... но если вы правы, что бы вы... мы... сделали?

— Слушайте, я знаю, в данный момент ситуация всё ещё неопределённая. У нас достаточно материалов, чтобы поставить соответствующие вопросы, но пристрастный суд всё ещё может нам не поверить. Нам необходимо больше доказательств. Неопровержимые доказательства.

— Свидетель?

— Если возможно. Где в эти дни Данбар устраивает приём?

— Ему предоставили апартаменты в Сен-Жермене, но он также работает и в своём номере в отеле «Континенталь».

— И чем именно он занимается?

— Техническим взаимодействием.

— С Ладу?

— По большей части с ним.

— Кто осуществлял перехваты?

— Их осуществляли объединёнными усилиями. Люди Ладу отвечали за практическую часть. Люди Данбара — за дешифровку.

— Скольких людей вы имеете в виду? То есть со стороны Данбара?

— Десять, может быть, двенадцать.

— Вы кому-нибудь можете доверять?

— Не уверен.

Они вошли во вторую рощицу, более тенистую, чем первая. В тени прятались поганки и длинные ростки свежего моха.

— Должны быть и другие, кто знает, — сказал Грей. — Кто-то в комнате дешифровщиков, переводчик, даже чёртова машинистка... Если Данбар подделывал телеграмму, тогда должен быть ещё кто-нибудь, кто знает об этом.

Саузерленд вздохнул:

— Полагаю, я мог бы проверить расписание дежурств. Может быть, мы получим ключ и узнаем, кто стоял у пульта управления. Также мне кажется, что должна быть какая-нибудь запись, хотя бы для того, чтобы восстановить последовательность событий.

— И прикиньте, можете ли вы разузнать о Бушардоне. Он тоже явно лжёт.

Теперь они подошли к краю пруда, заросшего лилиями, по зеркальной поверхности скользили головастики.

— Вы действительно ненавидите его, — сказал Саузерленд.

— Данбара? Это сложнее, чем ненависть.

— Ей-богу, я ненавижу его. Думаю, ненавидел годами. Но предполагается, что невозможно ненавидеть своего коллегу... особенно в военное время. Вот что так чертовски огорчает в деле Маты Хари. Она всё переворачивает вверх дном. Вы встречаетесь со Шпанглером, чтобы выпить с ним по коктейлю, а я выдёргиваю коврик из-под ног парижской команды взаимодействия. Всё вверх дном.

— Не стоит беспокоиться об этом, Мартин. Игру начал Данбар, а не мы.

— Да... кажется, так... Послушайте, если вы по-прежнему настаиваете на том, что должны увидеть Зелле, нам, вероятно, следует поторопиться.

Не ранее пяти часов дня Саузерленду удалось устроить встречу Грея с Матой Хари, но даже и тогда им дали всего пятнадцать минут. Встреча происходила в том же заднем дворе, где Зелле виделась с Мерриком. Прохладный вечер необычайно тёплого дня, и тротуар был ясно разделён синими и чёрными тенями.

С улицы вели четыре пролёта лестницы, затем ещё одна узкая лестница поднималась к воротам двора. Зелле стояла в последнем квадратике солнечного света, пробивающегося между стен. За нею в тени курил охранник. Она надела простое платье из хлопка и шерстяные носки, плотно завернулась в одеяло. Волосы были перевязаны обрывком тесьмы, выбивалось лишь несколько завитков.