Виктория Балашова - Конец эпохи Тюдоров

Для Роберта важным моментом оставалось продление лицензии на сладкие вина. Несмотря на отклонения просьб о встрече, он постоянно писал королеве, не жалея высокопарных слов, которые должны были заверить ее в смирении и искреннем раскаянии Роберта.

– Единственное настоящее мое счастье, – декламировал Роберт вслух строчки из очередного письма, – поцеловать вашу руку и хлыст, которым вы меня воспитываете. Я стремлюсь к одному: посмотреть в ваши благословенные глаза, которые всегда являлись для меня путеводной звездой. Я готов, как Навуходоносор [4], жить со зверьми в полях, есть траву и омываться дождевой водой до тех пор, пока вы не соизволите вновь принимать меня.

– Не слишком ли? – спросила я, выслушав Роберта.

– Отправлю с письмом для Елизаветы лорда Ховарда, – словно не услышав меня, проговорил брат.

Лорд сообщил, что королева письмо прочла и выразила искреннее удовлетворение состоянием, в котором пребывает граф Эссекс.

– Я желаю лишь одного, – сказала королева лорду, – чтобы слова у графа не расходились с делом. И так как он давно испытывает мое терпение, было бы благоразумно проверить его смиренность. Мой отец никогда бы не стал терпеть своенравия, которое часто выказывал граф. Но я не стану оглядываться на прошлое.

Ее Величество тоже умела высказать свои мысли непросто, вложив в них ей одной ведомый смысл. Тогда нам показалось, он ясен: Роберта простили.

Однако, когда к королеве попало прошение Роберта о продлении лицензии на вина, она поняла, что вдохновило его на письма, исполненные заверений в искреннем раскаянии и в преданности. Ее раздражение и недовольство возобновилось с большей силой. В конце концов она не просто отклонила прошение, но и попросила передать Роберту:

– Чтобы заставить повиноваться, неуправляемое животное следует лишить корма!

Роберт пришел в такую ярость, какую я никогда в нем до этого не наблюдала. В его доме в тот момент находилось несколько человек.

– Старушка сошла с ума! Ее мозг так же скрючился, как и ее тело!

Повисла тишина. Я с ужасом представила себе, что случится после того, как эти слова передадут королеве. А ей обязательно передадут! И дело заключалось не только в несправедливости сказанного: Елизавета отличалась прямой спиной и ясным умом. Главное, она ненавидела любое упоминание о старости или ее возрасте. Кто об этом не знал при дворе! Основным комплиментом для королевы всегда были заверения в том, как молодо она выглядит.

Слова Роберта стали известны королеве на следующий же день. Двор злобно шептался у нее за спиной, ехидно посмеиваясь и над ней, и над Робертом. Падение брата стало необратимо.

Двери Эссекс-хауса, и так открытые для его друзей, в конце осени вовсе не закрывались. Раньше слуги отправлялись за едой по случаю. Сейчас стол постоянно стоял накрытым. Кто только ни приходил теперь к брату: бывшие солдаты, которые у него когда-то служили, разорившиеся графы, те, кто по самым разным причинам потерял милость королевы. К Роберту стали наведываться священники. Они проводили мессы прямо у него дома, собирая невиданное количество народу, толпившегося внизу в гостиной.

Брат не всегда даже спускался к гостям, оставаясь наверху в кабинете с наиболее близкими друзьями. Я приходила к Роберту ежедневно, будто своим присутствием могла бы что-то предотвратить. Меня пугали собиравшиеся в доме люди, но выгнать я их не имела права. Еще меня настораживала продолжавшаяся переписка брата с Чарльзом. Постоянно находясь рядом с Робертом, я хотя бы знала, о чем в письмах идет речь. Мой разум, казалось, помутился. Страх сковал способность мыслить здраво. Каждый день я шла к Роберту, как на заклание.

– Он сходит с ума, – делилась я с Дороти, единственным человеком, которому доверяла безоговорочно. – Тоска, раскаяние и сожаление сменились на ярость и возмущение. Он совершенно перестал слушать мои доводы и рассуждать разумно. При последней встрече он бормотал странные слова про неповиновение, мятеж и свержение королевы.

Дороти ахнула. А мне скрывать было уже нечего: Роберт перестал осторожничать и делился своими планами с любым, кто заходил к нему в дом. Я видела, как некоторые, услышав речи Роберта, спешно уходили прочь. Долго ли королева будет терпеть подобное?

– У Роберта появились плохие советчики, – продолжала я рассказывать сестре. – Странные люди, которых он внимательно слушает. Его разум пошатнулся. На Роберта страшно смотреть. Он похож на море во время сильного шторма: кричит, ругается и передвигается по дому, как исполинская волна.