Михаил Попов - Обреченный царевич

Выслушав подробный доклад, верховный жрец не произнес ни слова. Собственно, а что тут нужно было сказать?

Когда сообщили, что победоносный Яхмос прибывает в Фивы, Аменемхет без лишней спешки, но, можно сказать, демонстративно удалился в свое убежище, собираясь провести здесь дни всенародного празднования.

Рабочим были выданы из храмовых запасов мясо, хлеб и вино с условием, что праздновать они будут за пределами гробницы, но невдалеке от нее, чтобы сразу можно было приступить к работе, когда верховный жрец покинет подземелье.

Прошел так день, прошел другой.

На третий день явились к нему его гиганты, Са-Амон и Са-Ра. Осторожно спустились они внутрь могилы, осторожно прошли темными залами. Дыша тихо, но тем не менее внося множество шума вместе с собой из-за своих размеров и непривычки к темноте.

– Зачем явились? – спросил верховный жрец строго, но без явного неудовольствия.

Они явились с предупреждением – напраздновавшийся Яхмос, так и не узревший в своем новом фараонском качестве главного духовного властителя своего царства, решил сам навестить его.

– Он придет сюда?

– Он уже переправляется через реку.

– Он любит приходить без приглашения.

Больше они ничего не говорили в течение нескольких часов.

– Он уже здесь, – сказал Са-Ра, отличавшийся особым нюхом.

– Здесь – подтвердил Са-Амон, обладатель великолепного слуха. – У входа в гробницу.

Действительно, если сосредоточиться и напрячь все чувства, можно было уловить какое-то шевеление жизни там, у входа.

Прошло еще немного времени.

Аменемхет ничего не говорил, продолжая молиться.

– Где же Яхмос? – спросил Са-Амон.

– Он не решается сюда войти, – неуверенно ответил Са-Ра.

– Он что-то задумал, – сказал Са-Амон, больше повидавший в этой жизни.

Аменемхет продолжал молиться.

– Надо сходить посмотреть.

– Нет, Са-Ра, мы не можем оставить нашего господина. И мы не можем показать, что нервничаем. Если хочет прийти, пусть придет.

Молчание продолжилось еще в течение довольно длительного времени и потом там, у входа, все стихло.

– Что бы это могло значить? – сказал Са-Амон и подумал Са-Ра. Оба вдруг почувствовали тревогу. Им и до этого было ясно, что в затеянном Яхмосом деле, может быть, придется и погибнуть, защищая или жизнь, или честь господина, но эта новая тревога сообщала о какой-то новой, неизвестной угрозе.

– Ты что-нибудь слышишь, Са-Ра?

– А ты?

– Он что-то придумал.

– Да, Са-Амон, и мне это не нравится.

– Господин, мы сходим на разведку.

Раздался страшный удар грома в том месте, где располагался вход, потом послышался звук короткого обвала, и настала полная тьма.

Аменемхет был навсегда замурован вместе со своими верными слугами.

Наутро, после того как царь Апоп обрел при столь ужасающих обстоятельствах сердце мальчика Мериптаха, явились к дому госпожи Бесоры похоронщики. Им следовало привести в порядок то, что осталось после мятежной ночи от цветущего женского леса. Команды по три-четыре человека работали в разных местах все еще кое-где дымящегося гарема. Основной добычей их были трупы голых, исцарапанных женщин со скрюченными руками и искривленными ртами. Одни были заколоты во время усмирения бунта, другие умерли от того неведомого темного огня, что ворвался в них и захватил их души и тела.

Госпожа Бесора была найдена у себя в доме. Лунная правительница лежала на спине в парадных одеждах на каменной скамье, и ее позу можно было бы назвать мирной, когда бы не большой бронзовый нож, вонзенный в солнечное сплетение.

Черные писцы смерти мрачно постояли над ней, размышляя скорее не о превратностях мирской судьбы человека, а о том, что тяжеленько будет при переноске столь крупного тела.

Эта тяжелая часть их работы была не самой неприятной частью. Нужно было что-то делать с тем, мужским, растерзанным, почти обглоданным трупом, что остался лежать у жертвенника. Царь унес с собой только сердце. Как бы доказывая, что отнюдь не прекрасное тело мальчика интересовало его, хотя и именно оно первоначально привлекло к себе самый возвышенный и проницательный взор в мире. Именно неповторимая, неощутимая суть, что живет в душе человека, нужна была царю Апопу, ибо, только ею возобладав, он рассчитывал достигнуть высшей гармонии и обрести смысл существования, разваливавшегося все последние годы на множество мелких, пусть и существенных, пусть и прекрасных, но отдельных деталей.