Михаил Попов - Железный Хромец

Прошел еще час.

Тимур понимал, что это бессмысленное противостояние может кончиться только одним способом – схваткой. Никому не нужной и кровавой.

Тимур был внешне спокоен – никто не должен был догадываться о том, что происходит у него в душе. Он искал выход. Искал и не находил. Из двух имевшихся: схватка или подчинение – его ни один не устраивал.

Солнце стояло уже высоко, и воздух в долине стал теплее. Потом горячее. Наконец, он раскалился. На мгновение Тимур отвел взгляд от созерцания чужого лагеря и оглядел горные окрестности. Справа, в проеме между двумя серыми скальными громадами, он увидел тонкий вертикальный язычок дыма.

И тут же понял, что ему нужно делать.

– В мое отсутствие распоряжается Мансур, – сказал он и повернул коня в сторону скального провала.

Стоило ему отъехать от своего лагеря шагов на двадцать или тридцать, как от кибиток противостоящего лагеря тоже отделилась конная фигура. И тоже направилась в сторону бесшумно струящегося к небесам дымного языка.

Неизвестный бек, судя по всему, тоже все утро ломал голову над тем, как ему поступить, и теперь с облегчением принимал выход, предложенный Тимуром.

Оба ехали шагом. Оба не глядели в сторону друг друга. Оба были видны как на ладони нескольким сотням людей, собравшимся в двух лагерях.

Неподалеку у входа в провал, в котором скрывалось убежище Амир Халала, покрытое дерном пространство кончалось. А значит, кончалась бесшумная часть прогулки. Подковы лошадей одновременно загремели по мелким белым камням, которыми было выстлано дно неглубокого ущелья, в глубине которого перед входом в пещеру отшельника горел священный очаг.

Тимур и его неизвестный противник ехали рядом, почти цепляясь стременами, но при этом не глядя друг на друга. Перед самой пещерой они спешились.

Тимур в правую сторону, незнакомец – в левую.

Оставив лошадей, оба направились ко входу в пещеру.

Тимур обогнул священный очаг справа, незнакомец – слева.

У входа, занавешенного старинной тростниковой циновкой, оба остановились. Настал решающий момент. Кто должен войти первым? Тот, кто стоит справа, или тот, кто стоит слева? Сами явившиеся к отшельнику не в состоянии были решить это. Молчаливое бдение перед камышовой циновкой могло продолжаться сколь угодно долго, когда бы не раздавшийся из пещеры голос. Он повелел им войти.

Обоим.

Тимур замялся, повеление показалось ему необычным. К святому отшельнику человек является, чтобы побеседовать с ним с глазу на глаз. Разве возможно открыть душу в присутствии совершенно чужого человека, да еще, кажется, и недружественно настроенного?

Молчаливый соперник Тимура, судя по всему, придерживался такой же точки зрения, был обуреваем теми же сомнениями. Поэтому он тоже остался на месте.

Обрушивая зыбкое равновесие их сомнений, изнутри раздалось повторное повеление:

– Войдите же! Оба!

Приподняв тростниковую занавесь, сомневающиеся вошли.

Пока глаза привыкали к густому полумраку, Тимур пытался освоиться в пещере посредством своего звериного нюха. Множество различных запахов хлынуло к его ноздрям, отталкивая друг друга. Пахло благовониями и человеческим потом, старыми пыльными шкурами и медом, сухими горными травами и горелой костью. Пахло еще чем-то необъяснимым и волнующим – это был запах отшельничества.

Постепенно становилось понятно, что в пещере не так уж темно. И можно уже было рассмотреть в глубине ее каменный горб, покрытый медвежьей шкурой, на этом горбу сидел человек, облаченный в шкуры, так что при смутном освещении казалось иногда, что он сливается с шерстистым выступом, на котором восседает, и с полумраком пещеры, из которого проступал неясным силуэтом.

Горделивые гости, не сговариваясь, опустились на колени и одновременно произнесли:

– Мир дому твоему, Амир Халал!

– Подойдите ближе.

Они подошли.

Тимур, снова встав на колени, попытался посмотреть в глаза хозяину пещеры, но сделать это было невозможно: под меховым колпаком, в том месте, где должны были бы находиться глаза, не было ничего, кроме тьмы. Тимур отвел взгляд, и какая-то неодолимая сила заставила его пасть ниц, почти касаясь лбом мощных черных пальцев на босой ноге святого отшельника. Вслед за этим он почувствовал, что на спину ему медленно легла рука пещерного старца. Она была тяжела и становилась все тяжелее. В какой-то момент Тимуру показалось, что это сама гора перенесла силу своей тяжести при помощи этой руки ему на спину. Тимур забыл, зачем сюда явился, о чем он хотел попросить этого человека, он забыл, кто он и откуда, и мечтал только об одном: чтобы эта непонятная и непереносимая тяжесть свалилась с его плеч. И голос его бессловесной молитвы был услышан.