Иван Наживин - Степан Разин

Она тихонько застонала.

– Да ведь я мужняя жена… – тихо проговорила она. – Или ты забыл?

Он потемнел, как туча.

– Нет, нет, нет… – страстно заторопилась она. – Нет, то было до тебя… Я себя соблюла для тебя… Я только к тому, что венчаться нам нельзя по их, брюханову, закону. Да и не надо – я холопкой твоей буду, собакой, рогожей, о которую ноги потирают…

И снова огневые вихри, паля и пьяня, кружили их…

И падал из темноты нежными легкими звездинками редкий снежок. Изредка кто-нибудь из казаков поднимал на мгновение голову, смотрел вокруг дикими глазами, натягивал на голову свою одежонку и снова засыпал. Кони все тревожились. Но торжественна и прекрасна была эта ночь для Ерика и Алены: такой они еще ни разу не переживали и тогда, в дни их первой, молодой страсти. И они шепотом рассказывали один другому о том, как жили они в разлуке. И когда что-нибудь особенно волновало Алену, она прижималась всем лицом к его рукам, коленам, платью и целовала их. А потом опять поднимала на него свои темные глаза и, не выпуская его израненных рук, слушала, слушала, слушала… И в свою очередь, она рассказывала ему, как пьяная, как во сне, как она искала его первое время, как ждала, как потом пробовала забыть все в монастыре, как стали все считать ее вещей женкой и как только что приговорил ее воевода к сожжению в срубе.

Он весь побелел: так и теперь не конец?! Так куда же от проклятых даваться?..

– Э, милый, полно-ка!.. Обойдется… Раз ты теперь со мной, мне все нипочем…

Но у него заболела душа болью привычной – точно вот кто клещами сердце ухватил и не отпускает…

И так шла ночь. Иногда брызгали искрами нодьи. Легкий снежок реял над огнями. И тревожны были кони. Морозец усиливался, и иногда кто-нибудь из казаков вскакивал, поправлял огонь, топотал ногами, размахивал руками и снова, бормоча ругательства, норовил улечься как потеплее. И муть рассвета непогожего разливалась медлительно. А разведчиков все не было…

– Бррррр… – зябло пустил о. Савва, вскакивая и топоча ногами дробно. – Вот так пробрало!.. Нет, что-то наши опочивальни плохо топят холопи – должно, хозяин дров жалеет… Бррр… Вставай, ребятушки, а то и царство небесное проспите… А ты так всю ночь и не спал, полковник? И чудной ты человек!.. Ты против Господа идти норовишь – для чего же Он, милостивец, и ночь сотворил, как не спать?.. Бррр…

Табор зашевелился. Люди кашляли, плевались, переговаривались зяблыми, хриплыми голосами и тащили уже со всех сторон сушняк…

И вдруг из чащи на поляну вырвался худенький и рябой мужичонка в лапотках, рваном полушубке и без шапки. На лице его был испуг. Все всполошилось.

– Братцы, спасайся!.. – негромко бросил он. – Царские люди рядом, в лесу…

Сперва заметались, потом обступили его тесно…

Оказалось, что двое повстанческих лазутчиков были захвачены врасплох драгунами, один убит при попытке к бегству. Еще с вечера подошли ратные люди к Темникову – конечно, было их видимо-невидимо, – и темниковцы, трясясь, встретили их крестным ходом. И сразу начальные люди стали пытать про Ерика да про Савву. Темниковцы позамялись было, но сейчас же скорым обычаем десятерых развесили по березам, темниковцы все рассказали и дали зверовщиков вожатыми.

– И меня подводчиком забрали… – весь белый, трясясь, торопился мужичонка. – Да вот тут, в чащобе, вырвался я и убег… Скорее, скорее!.. Они вовсе рядом…

– Живо все чрез Журавлиный Дол в леса!.. – скомандовал Савва, наскоро пошептавшись с Кабаном. – Там не найдут…

– Все выходы из болота конными заняты… – бросил мужичонка. – Никуда теперь не пройдешь…

– Так что же делать? Погибать?.. – в отчаянии уронил кто-то.

– Погибать или биться…

– Все к оружию!.. – крикнул Ерик. – Может, прорвемся в леса…

Все схватились за оружие и насторожились. По лесу уже ясно шел сторожкий шорох, – и справа, и слева, и спереди, и даже как будто и от Журавлиного Дола. Сомнения не было: они были окружены. И сразу табором овладела паника: те из лесу бить будут, а они все как на ладони. Заметались судорожно… А шорох нарастал. Вот совсем близко, за стеной молодого ельника, послышалось звонкое ржание лошади, удар плетью с плеча, осторожные голоса. Между деревьями замелькали всадники.

– Эй, там!.. – раскатился молодой, энергичный голос. – Сдавайся, кому жизнь мила…

Поколебавшись, повстанцы сложили оружие. Некоторые даже на колени загодя встали. Алена горячими глазами осмотрела их ряды и – плюнула. Ерик не отрывал от нее тревожного взгляда. Она слабо, украдкой улыбнулась ему…