Татьяна Сенина - Кассия

– Эти несчастные, должно быть, всё еще не могут простить святейшему низложение проклятых еретиков!

Он мысленно взмолился Богу, чтобы синклитики поняли его намек, – и они поняли: будучи спрошены Феоктистом, они ответили, что скорбь из-за некоторых низложенных клириков из числа их родственников и знакомых действительно «помутила их рассудок и довела до греха», и снова упали в ноги патриарху. Тот улыбнулся и сказал, что в таком случае для них достаточно будет в качестве наказания ежегодно в праздник Торжества православия со свечами ходить крестным ходом из Влахерн в храм Святой Софии и перед всеми проклинать иконоборческую ересь и еретиков. На том и порешили. Закрывая собрание, Феоктист произнес краткую речь, сказав, что ныне все воочию увидели, как гнусна клевета и как Бог оправдывает угождающих Ему, и поздравил патриарха с тем, что он удостоился пострадать от клеветников так же, как некогда святой Афанасий Великий, тоже обвиненный арианами в блудном грехе… Словом, вся эта затея принесла патриарху вместо позора еще бо́льшую славу, а противники Мефодия совсем притихли. Теперь даже Мануил уговоривал придворных, склонных возмущаться деятельностью патриарха, «потерпеть и подождать, пока Бог явит Свою волю», не пытаясь ускорить события.

– Сами видите, к чему это может привести! – вздыхал он.

Между тем Кассию всё происходящее привело в глубокое уныние. С тех пор как патриарх запретил студитам общаться с собратиями, отец Феоктист перестал служить у нее в монастыре. В то же время игумен Навкратий прислал письмо, где умолял ее не выступать с какими-нибудь протестами, «пожалеть сестер и обитель», уверяя, что «претерпевший до конца узрит избавление от Бога». Пока же сестры причащались запасными Дарами. К счастью, никто из монахинь не пороптал, поскольку все они чтили память святого Феодора и понимали, что патриарх действительно потребовал от студитов невозможного. Но никто не мог сказать, сколько придется ждать окончания смуты: было ясно, что ни одна из сторон не уступит, а приглашать служить в обители священника из числа сторонников патриарха Кассия не хотела… Когда уныние особенно жестоко нападало на нее, она брала с собой Евфимию или Анну и отправлялась в гости ко Льву. Философ тоже был не в восторге от церковной смуты, но, как всегда, предпочитал держаться от подобных дел в стороне.

– Грустно мне, Лев, грустно, просто сил нет! – сказал игуменья. – Отец Феодор когда-то писал мне, что нынешние мужчины и женщины сильно уступают в доблести и прочих качествах прежним. И чем дольше я живу, тем яснее вижу, как он был прав. Раньше были подвиги, борьба за истину… А ссоры и споры, если и случались, тоже выглядели как-то… не благороднее, но… весомее, что ли… А теперь что? Какая-то недостойная возня!

Лев улыбнулся.

– Я тоже иногда думаю об этом. Но вот что заметь, мать… Помнишь у Гомера это восклицание: «Каковы ныне смертные люди!» Думаю, людям всегда кажется, что герои прошлого велики, а современники по сравнению с ними мелки и суетны. Но на самом деле, если б мы оказались современниками тех, кого почитаем сейчас героями и святыми, мы, может быть, даже не узнали бы их в толпе. Каждому человеку свойственно проявлять какие-то слабости – по греховной ли немощи или просто по ограниченности человеческого естества. Но до потомков доходит великое – великие подвиги или великие злодеяния, – а мелкое и преходящее забывается и тонет в Лете. А современники нам видны именно в ореоле этих мелочей, преходящих слабостей, мелких или крупных ошибок… Вот камни у берега – они такие гладкие, блестящие, и мы забываем, что когда-то они были шероховатыми, угловатыми, колючими и, быть может, совсем не такими красивыми, как теперь. Так и люди. Время, как морская вода, сглаживает шероховатости человеков. Быть может, те, кого мы сегодня презираем или считаем за обычных и недалеких людей, в силу их слабостей и ошибок, которые у нас на виду, будущим родам покажутся героями, потому что потомки будут знать только о благих делах, совершенных ими… Как знать? Нам, слава Богу, довелось лично знать святых, но, быть может, и сейчас рядом с нами живут те, кого будут почитать во святых потомки!

– Ми-и-иха! Да куда он делся?!.. Ми-и-ха-а-а!.. Михаи-и-ил!

– Чего тебе? – лениво спросил маленький император, глядя на сестру, растерянно стоявшую под чинарой, на чьих толстых ветвях он так удобно устроился.