Николай Бахрошин - Месть базилевса

– Хотя, если подумать, когда сам Риномет последний раз видел Константинополь? Когда благодарные подданные нос ему отрезали? – усмехнулся комит.

Выполняя приказание автократора, он взял с собой всех старших офицеров – обоих турмархов, командиров двух турм гарнизона и почти всех друнгариев, командовавших подразделениями турм. В качестве сопровождения – аллагеон из пятидесяти всадников. Это мало, если варвары нападут, но, если такое случится, любой охраны будет мало, рассудил он. Отъехав от ворот крепости, они полностью окажутся во власти нападающих. Его, всю жизнь воевавшего с приграничными варварами, это заранее злило. Остается надеяться на добрую волю Юстиниана. Хотя Риномет и добрая воля… Ставить рядом эти два понятия так же глупо, как пытаться поджарить снег!

Впрочем, базилевс обещал…

Он хорошо помнил, как все ругали самодурство Юстиниана II десять лет назад, на закате его прежнего правления, когда нос автократора был еще цел, но ума уже не хватало. «Исчадие ада!» – так прямо о нем и говорили. Это про базилевса-то, миром помазанного!

Принадлежа, как комит стратегически важной крепости, к высшим офицерам империи, Максим Клемен был в курсе всех военных и дипломатических просчетов базилевса, даже тех, о которых запрещено было поминать. Тоже издевался над ними в кругу доверенных офицеров. И вот Риномет опять рвется к власти. Привел орду страшных болгар. Надо же, как жизнь поворачивается… Да, чудны дела Господа, а милости свои Он, похоже, рассыпает с завязанными глазами!

Военная служба Максима Клемена началась еще при отце Юстиниана, Константине IV. Именно в одной из войн Бородатого он первым взобрался на стены горной крепости мятежного армянского князя, чьего имени уж не помнил теперь. Да и что их помнить, этих армян? Они всегда недовольны, без конца жалуются и вечно ищут поводы взбунтоваться! Он-то хорошо их знает. Потом участвовал еще в двух кампаниях на территории Армении. Во втором из походов едва унес ноги от мятежников князя Самбата Багратуни. Оступись тогда конь, споткнись, и он, раненый, точно бы не ушел. Кривой рубец на бедре и следы от гнойных нарывов – вот память о тех краях. В своем третьем армянском походе он уже был друнгарием, из четырех сотен его солдат в лагерь вернулось меньше половины…

Рассудить, так его военная карьера сложилась удачно. По крайней мере, получше многих, чьи кости давно гниют в забытых Богом краях. Он – комит, командир большого гарнизона. Прибыльная должность, все деньги на содержание тысяч солдат проходят через его руки. Даже на удивление хорошо и удачно для офицера без связей в столице и родословного свитка длинней копья тяжелого всадника! Он хоть и не упускал случая поживиться из солдатской казны (кто в империи не берет, если есть такая возможность?), но сражался всегда стойко. Двенадцать военных кампаний, шесть ран, рубцы и шрамы по всему телу. Будь у него влиятельные покровители, точно, служил бы уже в столице, а не мотался бы по окраинным крепостям, с высоких башен которых виден, без малого, конец земной тверди…

Нет, грех жаловаться, судьбою он не обижен. За ту, первую доблесть на стенах армянской крепости молодой солдат Клемен был награжден пятью золотыми солиди и назначен декархом – командиром контубернии из десятка воинов. Низший, но офицерский чин. Начало карьеры! Наивному восемнадцатилетнему парню, крестьянину из захудалой деревни на далеком острове Крит, завербованному в имперскую армию за рост и силу, тогда казалось – весь мир открывается перед ним. Дух захватывало – все казалось волнующим, ярким и обжигало радостью. Как в еще более давние времена, на родном Крите, где он, подросток, подглядывал за Грацией Каленой, что купалась полностью обнаженной в укромной бухте.

Восторг того, подросткового самоудовлетворения вспоминается даже теперь, когда он уже перепробовал бессчетное число женщин разной наружности и цвета кожи. Солдаты, знал он, за глаза называют своего комита Живчиком. Втайне он гордился этим грубоватым признанием его мужской мощи. «Бери все, что можешь, если дают, а если не дают, бери силой!» – принцип ветерана.

В походах – да, силой, а в мирное время без того можно купить любую красотку, вопрос лишь в цене. Проституция в империи давно стала таким же уважаемым занятием, как ремесло чеканщика или суконщика. В публичных домах теперь подрабатывают и замужние женщины, и это не мешает им считаться богобоязненными и добропорядочными. Церковь, строгая в вопросах нравственности, признала в конце концов, что в такой форме и в специально отведенных местах совокупление женщин с мужчинами не является блудом, а просто работа для обеспечения семьи. «Вольность нравов есть признак цивилизованности!» – так выражаются теперь константинопольские умники. Отцы церкви до сих пор колеблются лишь по поводу официального разрешения домов для садомитов, но этот вид греха комита не интересовал…