Валентин Пикуль - Крейсера. Ступай и не греши. Звезды над болотом

По уходе батюшки Эльяшева навестила Земляницына:

— Ну, хватит лежать, юноша. Пусть хоть немного постель отдохнет от вас. Ссылка политическая не для того дана человеку, чтобы он валялся… Что вы там читаете?

— Да логарифмы вот… для души. Другого-то ничего нет.

— Нашли, что читать для души. Спятить можно! Я вас хочу послать в Архангельск, — поедете?

— Ого! А зачем?

— Артель плотников найдете и сюда пригоните.

— Но я же под надзором. Не имею права покидать Пинеги.

— А, чепуха! — отмахнулась Эльяшева. — Кого вы больше цените во мнении своем — меня или исправника? Или дочку его?

— Пожалуй, что вас, Екатерина Ивановна.

— Тогда собирайтесь. Своим приказчикам я не доверяю… Мне нужна еще посуда простейшая. Два больших котла. Ну, стекла. Ну, кирпич. Что там еще? Берите все оптом. Денег не жалейте.

Потом, уже стоя в дверях, вдруг удивленно спросила:

— Послушайте, юноша, а почему вы не бежите?

— Откуда и куда?

— Из Пинеги, вестимо… А куда — мир велик. Поражаюсь я вам, честно говоря. Ведь так можно опухнуть от безделья. Неужели вам самому неохота вдох1гуть свободы? Разгуляться? Разбежаться? Разбиться?.. Когда же еще бегать, как не сейчас?

— А почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что я знаю — у вас нет денег… для побега. Но они имеются у меня. И я все время жду: когда вы их попросите?

Самым активным помощником Эльяшевой в ее смелом начинании сделался уездный секретарь Вознесенский. На окраине города, среди болотистых пожен, где был выгон коровий, вырос домина с трубой кирпичной. А когда дым пошел из этой трубы, когда в котлах забурлили щи с кашей, когда каждому пришедшему крошили мясо в щи, а кашу поливали усердно маслицем, — вот именно тогда канцелярская машина губернии, со скрипом повернувшись, совершила оборот бюрократического колеса, и… в Пинеге появилось новое лицо.

— Ротмистр Гамсахурдия! — представился Эльяшевой молодой и обаятельный человек в жандармском мундире.

— Милости прошу, господин ротмистр, — отвечала ему Екатерина Ивановна. — Вас, наверное, прислали не просто так?

— «Просто так» мы никуда не ездим, мадам. У нас прогонных денег «просто так» не получить.

— Жаль мне, если вы за сотню верст приехали киселя хлебать. Дам я вам попробовать бесплатных щей и каши… Лица официальные на Руси, как я заметила, обожают, когда их кормят бесплатно.

Ротмистр Гиго Гамсахурдия безо всякой иронии согласился:

— Отлично. Почему бы и не попробовать?

За раздачею пищи в столовой для голодающих мужиков и нищих следил Никита Земляницын, и Гамсахурдия спросил:

— Этот человек тоже служит у вас?

— Да. Метрдотелем.

Ротмистр остался доволен и щами и кашей.

— Великолепно, мадам, — сказал он. — Немножко бы поперчить. Но это, конечно, дело вкуса. Я человек горячий, восточный…

Эльяшева отвечала жандарму, вся настороже, в готовности:

— Надеюсь, после снятия, пробы у вас нет дел до меня?

— Увы, мадам. Имеются.

— Прошу! — И она провела его в свою конторку.

— Все бы ничего, — заявил ротмистр в разговоре. — В конце концов каждый на Руси сходит с ума по-своему, и нам, корпусу жандармов его величества, абсолютно безразлично — кто и как тратит свои деньги…

— Уже интересно! — прищурилась Эльяшева. — Живописуйте и далее. Я слушаю вас, как мед пью.

— Но вот что настораживает нас, мадам… Зачем вы к своей филантропии приобщили и ссыльного? Притом — политического? Хорошо ли это? Здесь мы усматриваем наличие некоторой тенденции в пропаганде… А что вы скажете?

Эльяшева, подумав, сказала:

— Политика в другом! Мне кажется, когда народ сыт, то и бунтовать не станет. А зачем вам нужно обязательно видеть мужиков голодными, если уже нашлась такая дура, как я, которая готова кормить весь уезд бесплатно? Я жду теперь от вас объяснений.

Ротмистр сразу изменил тон:

— Мои объяснения выслушают в Архангельске, в губернском жандармском управлении… Впрочем, спешу заверить, что ваше имя не вызывает в губернии никаких сомнений. Но вот окружение ваше… да! Как вы сами этого не замечаете?

— Если иметь в виду ссыльного господина Земляницына, то один он еще не способен создать для меня «окружения». Я и сама вполне самостоятельна в своих мнениях и влиянию других лиц не подвластна. Мне нравится быть хозяйкой и решать все самой!

— Похвально, мадам! Но вашим помощником в заведении столовой для черни является еще и этот господин… из духовных… как его? Вознесенский, не так ли?