Валентин Пикуль - Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

И эти слова Фридриха – через Вильямса – дошли до Ораниенбаума… Опустевшая постель Екатерины давно перестала быть личным делом самой Екатерины. Позор выносился теперь не только на площадь, его обсуждали при дворах Европы. Великая княгиня Фридриха не боготворила, как ее муж, но она не могла не слушаться советов из Берлина; Екатерина многим обязана Фридриху… Кому в Европе нужна была дочь штеттинского коменданта, игравшая во дворе замка с мальчишками? Никому, а король Пруссии устроил ей брак с наследником престола российского; Россия же – это не плюгавое курфюршество!

Бестужев-Рюмин, с помощью саксонского канцлера Брюля, стал ратовать за возвращение Понятовского в объятия Екатерины. Брюль еще как-то колебался. Но тут выступил на сейме Понятовский и заверил шляхту, что Польша сама, помимо Саксонии, должна иметь своего посланника в России. В тесном кругу друзей молодой нунций дал понять, что без него не обойтись:

– Да и я ведь – не саксонец, а природный Пяст…

Скоро он снова будет в объятиях Екатерины. А пока мир погрязал в интригах и сплетнях, закованная в броню и панцирь дисциплинированная Пруссия выжидала… Фридрих из Сан-Суси пристально осматривал горизонты Европы. Вот показалась пыль на дорогах Богемии и Моравии.

– Ага, – сказал король, – моя кузина Мария Терезия, черт бы ее побрал со всеми ее добродетелями, проснулась. Она стала передвигать куда-то войска… Вот – предлог!

– Ну-ка, – велел Фридрих, – отправляйте срочное посольство из Берлина в Вену: мне любопытно знать – что Вена ответит?

Посланцы короля сделали в Вене официальный запрос:

– Король Пруссии обеспокоен… Противу кого двигаются через Богемию войска империи? Король Пруссии требует объяснений. Король Пруссии подозревает…

Венский двор пребывал в смятении. Мария Терезия жила в страхе перед великим прусским разбоем.

– Пишите в Петербург этому дураку Эстергази, – наказала она. – Пусть он еще раз предупредит русский двор, чтобы не дразнили Фридриха понапрасну. Моя империя не готова для борьбы с этим разбойником…

Послам же Фридриха она отвечала, что передвижение войск через Богемию – случайность, которая не должна беспокоить Пруссию. Этого императрице показалось мало, и через несколько дней Австрия вообще отвергла всякие слухи о существовании наступательного союза между Веной и Петербургом – настолько велик был страх в Европе перед армией «старого Фрица».

– Что-то они там путают, – заметил король, сидя в тихом Сан-Суси. – Не хотят ли и меня запутать?.. Отправляйте в Вену посольство вторично: сейчас мы запутаем их окончательно!

Курьеры из Вены мчались на перекладных в Петербург, чтобы – согласно новым инструкциям – еще раз одернуть Россию, еще раз напомнить русскому двору, чтобы Россия не лезла в войну раньше времени: еще не все готово… На постоялом дворе, когда усталый курьер прилег вздремнуть, его сумка была вскрыта, с писем сделаны копии – и Фридрих узнал обо всем гораздо раньше Петербурга.

– Сколько я имел противников в своей жизни, – заметил король спокойно, – и всегда у них ничего не готово. Что ж, пока они там разводят огонь в очаге, я, кажется, успею пообедать… Дайте мне, Манштейн, последнее донесение Менцеля из Дрездена.

Дрезден – столица Саксонского курфюршества. Курфюрстом же в Саксонии – Август III, который был и королем Речи Посполитой. Через шпионские доносы Менцеля король Пруссии установил, что Август – ужасный лицемер и интриган.

– Какое низкое коварство! – воскликнул Фридрих, прочтя бумаги от шпионов из Дрездена. – Саксонцы хотят, под видом нейтралитета, пропустить мои войска в Богемию, во владения Венской империи, чтобы затем ударить мне в спину…

Король сбросил треуголку со стола, развернул шуршащие карты. Палец его часто стучал по Дрездену:

– Вот, вот, вот, вот!.. С этого и следует начинать. Если Август Третий такой прожженный негодяй, то мы заставим его потерять все пушки. Мы заставим его перейти на нашу сторону. Но сначала мои гренадеры навестят его, как бы невзначай, прямо в его столице – в Дрездене! Это будет забавно, Манштейн. Расстегните заранее пояс на мундире, чтобы не лопнул, когда мы будем хохотать, как помешанные…

Европа еще танцевала. В деревнях играли свадьбы, гулко стучали по земле башмаки крестьян, вовсю надрывались скрипки. Обмывали новорожденных. Кто-то умирал на постели в окружении родных, его несли на кладбище, под сень крестов, и дружно плакали. По утрам пили кофе чиновники. Шли на лекции студенты.