Валентин Пикуль - Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

Совсем не так думали о Берлине австрийцы: для них Берлин оставался лишь городом, богатым и нарядным, из которого надо брать все, что можно утащить с собою. И если Чернышева отделяла от Тотлебена политическая сторона дела, то венский корпус Ласси стал прямо враждебен русским войскам в Берлине по соображениям человеческой морали…

Тотлебен потребовал с Берлина контрибуции в четыре миллиона. Да не новой «эфремовской» монетой, которая худа, а старой. Тогда берлинский банкир Гоцковский брякнул на стол генерала мешки с двумястами тысячами талеров.

– Подарок вашим войскам, – объяснил он, подмигивая.

Тотлебен ссыпал деньги в свои сундуки, и контрибуции сразу были снижены до полутора миллионов. Немцы выдали только одну треть суммы, а на миллион талеров подсунули… вексель!

– За нами не пропадет, – посулил Гоцковский. – С этим векселем вы можете прийти к нам и через сто лет: свое получите.

Австрийский генерал Ласси нагрянул в дом Тотлебена.

– Мой нежный друг, благородство всегда отличало воина от купца, – напомнил он Тотлебену о своей доле.

Тотлебен, сильно страдая, отсыпал ему 50 тысяч талеров, и храбрый Ласси чуть не загрыз его тут же. Он писал в Вену, что с русскими скаредами нельзя иметь никаких дел, ибо этим варварам недоступно понимание рыцарских принципов. Скандал из-за денег стал широко известен: историки Австрии кормились на нем не одно столетие, грязью обливая армию России… Но какое отношение к русской армии мог иметь фон Тотлебен, уроженец Тюрингии, помещик Померании, камергер Саксонии (титул графа получивший, кстати, от самой нее Вены) и шпион Фридриха под № 1284?..

Конференция в Петербурге распорядилась обезвредить военные мануфактуры в Берлине, и войска взялись за дело: пушечные, литейные и оружейные цеха были уничтожены.

– Пали, робяты, Лагерхаус теперича, – велел Чернышев. – Хватит им сукно для армии Фридриха валять… Пущай они без мундиров, в одних подштанниках повоюют с нами!

Гоцковский (этот «идейный банкир» на службе Фридриха) среди ночи разбудил Тотлебена.

– Генерал, – трогательно взывал Гоцковский, – королевские фабрики сукна только называются королевскими, но ведает ими не король. Доходы же с сукновален идут на воспитание несчастных сироток в приютах Потсдама… Усмирите варвара Чернышева!

Судьба мифических сироток из Потсдама растрогала жулика.

– Засвидетельствуйте это письменно, – сказал Тотлебен Гоцковскому, – и клянитесь, что это именно так.

Подняли из постели духовника, появилась Библия, и рука миллионера бестрепетно легла на переплет из свинячей кожи.

– Клянусь, что сукновальни работают на сироток! – не моргнув, соврал Гоцковский, и сукновальни были спасены для Фридриха.

Чернышев уже разослал своих казаков вдоль Шпрее, и шесть речных мельниц, делавших порох для армии Пруссии, казаки рванули под самые небеса. Шесть раз прогремели стекла в берлинских домах – русские не шутили… Чернышев теребил Тотлебена:

– А когда – арсенал? Мы не баловаться сюда залезли…

– Зачем вы взорвали пороховые мельницы? – ответил ему Тотлебен. – Благодаря вам берлинцы стали терпеть голод.

На что Чернышев хорошо ему сказал:

– Впервые слышу, что берлинцы кормятся только порохом…

Фридрих уже мчался из Силезии на помощь столице, а впереди него неслись курьеры: «Арсенал… арсенал… арсенал! Во что бы то ни стало спасти арсенал!» Эта история с арсеналом Берлина до сих пор так и не выяснена до конца. Тотлебен понимал: Фридрих не простит ему, если он взорвет здание арсенала, этот образец берлинской архитектуры, которым король так гордился. Тотлебен все-таки согласился взрывать арсенал. Но… шатнулись от взрыва дома и деревья. Русская «пороховая» команда погибла целиком. Причины взрыва, ослепившего Берлин, нам неизвестны. Но зато не стало у русских и пороха, чтобы взорвать здание арсенала.

– Тогда… ломай его! – распорядился Чернышев.

Арсенал подожгли, машины сковырнули в реку, оружие из складов побросали вслед за машинами. Разворотили монетный двор, перепутали ременные сбруи колес. Запасы соли для армии Фридриха лопатами сгребли с набережной прямо в Шпрее.

Австрийцы разместились не в окрестных казармах, как русские, а там, где жратвы да вина побольше, – в центре столицы. Ласси высмеял русские порядки, и над Берлином раздалась другая команда – уже по-немецки:

– Парни, начинай мстить пруссакам за нашу Силезию!

Госпитали и богадельни первыми изведали карающую руку господню. Шарлоттенбург еще не ведал, что немец может быть врагом немецкой же культуры. Австрийцы сложили костры из мебели, разбили фарфор, штыками взломали драгоценные инкрустации, резные панели стен и дверей изрубили в щепки, а картины великих мастеров прошлого изрезали ножами в лохмотья. Старинные органы, голоса которых слышны были на всю Европу, они просто уничтожили. В церкви же Треббинской австрийцы вскрыли усыпальницы, тела выбросили из гробов, отсекали покойникам пальцы с обручальными кольцами.