Виктор Бороздин - И опять мы в небе

Фрицы кричали: «Молчать!» – угрожали расправой. Как-то вызвали даже взвод автоматчиков. А им уже было все равно. Они смотрели мимо. Воля вольная дышала в стылом воздухе.

…Бежал бродяга с Сахалина…

Слова «бежал», «побег» гитлеровцам понятны и действуют на них, как на быка красное. Почему они не открыли по девушкам огонь? Нет, жалости они не знают.

Прояснилось позже. В сапоге умершего пленного санитары нашли обрывок газеты «Правда». Они передавали из рук в руки изодранный, наполовину протертый листок, по многу раз перечитывали. В сообщении Совинформбюро говорилось, что еще в декабре сорок первого были разгромлены под Москвой отборные фашистские дивизии. Наступление советских войск продолжается. А им-то охранники по лагерным репродукторам нагло твердили, что Москва Гитлером взята и Ленинград тоже.

А тут еще в один из весенних дней – как струя живой воды – над лагерем низко и стремительно пронеслись три самолета с красными звездами на крыльях.

Надо было видеть лица фрицев! Опомнившись, они стали запоздало палить вверх из автоматов.

Пленные не отрывали глаз от переставшего быть чужим неба…

Она снова в полете. И еще не может этому поверить. Она снова командир, пусть пока не дирижабля, а субстратостата. Над нею две тысячи двести кубов водорода, они несут ее легко и неслышно.

Непростым было для Люды возвращение к воздухоплаванию. Больше года на госпитальных койках. Потом, стиснув зубы, по одному шагу училась ходить. И когда наперекор унылым прогнозам врачей смогла отбросить опостылевшие костыли (сколько она на них топала по длинным коридорам!), еще год осаждала неумолимые медицинские комиссии, добиваясь разрешения летать. Выбирала время, когда рану немножко затягивало, и шла к ним. Пять комиссий отказало. Шестая не устояла. В заключении было сказано: «Разрешается летать без физических нагрузок».

С этим и пошла в Центральную аэрологическую обсерваторию.

Надо представить себе, какими глазами посмотрел на нее директор ЦАО Георгий Голышев, когда она протянула ему этот маловдохновляющий документ.

– Какие могут быть полеты «без физических нагрузок»?! – буркнул он недоуменно.

Но потом – золотая душа, он же свой брат – воздухоплаватель – мог ли не понять ее! – махнул рукой:

– Иди оформляйся на должность командира аэростата. Инвалидность в анкете можешь не указывать.

Это было необыкновенно – после истомившего бездействия начать наконец существовать не зря!

Поднимая субстратостат на нужную исследователям (сотрудникам ЦАО и различных институтов Академии наук) высоту, она предоставляла им возможность проводить метеорологические и аэрологические наблюдения.

…Три тысячи метров. Земная жара, от которой хотелось сбросить меховой комбинезон, осталась внизу. У них свежо и приятно. Огни Москвы и зарево от них уплыли в сторону. На черном небе скопище ярких немигающих звезд.

Люда глянула на светящуюся шкалу вариометра. Подъем проходил без рывков. Подсветив нагрудным фонариком, записала в бортжурнал скорость полета.

Четыре… пять тысяч метров. Надели кислородные маски. Их обнял холод. Андрей Казарев, научный сотрудник Академии наук и коротковолновик Центрального радиоклуба Белоусов застегнули комбинезоны. А Люде не хочется. Полет у них сегодня особенный, и они с нетерпением ждут…

Барограф показывает высоту семь тысяч метров. Подъем замедляется. Люда сбрасывает немного балласта, и они опять идут вверх. Мороз прохватывает, теперь и у Люды комбинезон застегнут на все застежки. Такелаж покрывается инеем, седеет.

И вот они увидели, как в вышине замелькали тонкие огненные прочерки. Ради них и поднялись сюда. Огоньки вспыхивают то с одной стороны неба, то с другой… Люда мечется взглядом между ними. Их все больше, они уже по всему небу – яркие, четкие, мчатся, обгоняя друг друга, гаснут, вспыхивают новые. Люде хочется задержать их полет, такой короткий…

– Началось! – кричит Андрей и щелкает фотоаппаратом. А Белоусов вызывает морзянкой коротковолновиков. Ему поручено наблюдение за эфиром во время «звездного дождя».

Им довелось в чистоте разреженного воздуха увидеть редкое явление – встречу нашей планеты с потоком мельчайших метеоритных частиц. Ворвавшись в земную атмосферу, они сгорают в ней, опадая бессчетным «звездным дождем».

– Есть Ленинград… Москва… Свердловск… – радуется Белоусов. И Люде, тоже радисту, понятно его состояние. Он оборачивается к ним.