Виктор Бороздин - И опять мы в небе

В последний раз на аэростате они с артиллеристом-наблюдателем поднялись возле небольшой деревушки, названия которой Вера не запомнила. Эти дни и ночи они все отходили, и сколько деревушек осталось позади… Поднялись в воздух на рассвете. Тут же налетели два «мессера». С горящего аэростата прыгали с парашютом. На другом конце деревни была уже слышна автоматная трескотня.

Уходили по безлюдной, оставленной войсками дороге. Щемило неприятное чувство потерянности. Машин не было. Кончились боеприпасы. Вера видела, как, выпустив по врагу последний снаряд, артиллерист со слезами целовал ствол орудия, прощаясь с ним.

Впереди показались военные. Сразу не разобрали – чьи. Потом увидели – свои, человек двадцать. Они прибавили шагу. Встретившись, остановились. Невысокого роста, суховатый, серый, как и все они, от пыли, с окровавленной повязкой на голове, майор сумрачно спросил:

– Куда идете?

– К своим, – ответили они. – Позади немцы.

– Мы тоже к своим. Позади нас тоже немцы.

Все вокруг будто сжалось, стало тесным – дорога, поля, высокое небо… Окружены. Они и прежде догадывались, но старались отогнать эту мысль, слишком чудовищна она была. Сейчас горькая истина встала во всю явь. Они смотрели друг на друга, ища ответа: куда теперь? Казалось невероятным, чтобы кольцо так вот намертво сомкнулось, где-то можно пробиться к своим. Надо.

Старший лейтенант – артиллерист-наблюдатель – достал из планшета карту, и они с майором, присев на обочине, стали изучать ее. Остальные, сбросив на землю немудреную солдатскую амуницию, тоже присели, стали крутить цигарки. Вера скинула сапоги. Ноги горели.

Решили пробиваться в сторону Миргорода, там должна проходить линия фронта.

На Полтавщине лесов и пригорков, как в средней полосе России, нет. Попадались глубокие балки, все остальное – ровная как стол степь. Балками они не пошли, там частые селения, а значит, гитлеровцы. Шли степью. Пшеница местами не была убрана, война помешала, а теперь и убирать было нечего, поле все изъезжено машинами, танками, изрыто воронками. Стояла лишь отдельными куртинами, желтая, высохшая, без живинки. Переходя от одной куртины к другой, они хоть на время бывали укрыты от чужих глаз. Рвали на ходу уцелевшие зерна, жевали. Провиант давно кончился.

К большаку подошли под вечер. Не увидели, а угадали по гулу моторов. Засветло не проскочить, тем более, что неубранная пшеница кончилась, дальше – голое поле. На нем возвышалось лишь несколько копен соломы. В них и решили дождаться темноты.

Если бы знали, что ждет их здесь, обошли бы эти копны подальше стороной. Но они были рады укрытию. Закопавшись в солому, Вера лежала в неясном, опутавшем ее тумане. Сладко ныла каждая жилка, даже рана поутихла. Виделось: они уже по другую сторону большака, еще немного усилий – и выйдут из окружения…

В середине ноября, вырвавшись из почти уже затянутого кольца окружения, обросший бородой, почерневший, Сергей Попов прибыл в Кунцево, в Центр формирования воздухоплавательных отрядов. И тут же получил назначение в Шестнадцатый Отдельный воздухоплавательный отряд, базировавшийся в его родном Долгопрудном, где до войны он командовал группой аэростатов Аэрологической обсерватории. Отряд входил в Московскую зону обороны, его задачей было наблюдение с воздуха за противником в секторе между Ленинградским и Дмитровским шоссе. Гитлеровцы наступали здесь со стороны Клина. В ставшем уже прифронтовым поселке был ясно слышен гул артиллерийской канонады. С крыши эллинга, где находился наблюдательный пункт формирующейся здесь стрелковой дивизии, в бинокль можно было видеть на дорогах передвижение вражеских частей.

Аэростатные точки располагались широким фронтом. Их отряда – у Дмитровского шоссе, в Долгопрудном и у станции Ховрино. Дальше – аэростаты соседей, Семнадцатого отряда.

Ночами к передовой непрерывно шли стрелковые части, громыхали танки, катила всякая другая техника. Казалось, даже воздух был пропитан ожиданием начала нашего наступления. Попов был рад тому, что его установленное на автомашинах хозяйство мобильно и вместе с войсками сможет идти вперед.

Когда прибыли два полка корпусной артиллерии, Попов связался с батареями и вместе с майором-артиллеристом, с которым ему предстояло работать, поднялся в корзине аэростата.

Перед ними открылась местность, знакомая Попову каждым оврагом, речкой, лесной опушкой. Когда-то до войны он исходил вдоль и поперек эти пахнущие земляникой и лесными цветами места. Много раз, несомый воздушным потоком, пролетал тут на свободном аэростате, проплывал на дирижабле. Сейчас знание местности очень пригодилось.