Александр Игумнов - Осколки памяти

– Я так же думаю, командир… До утра продержимся, да и струхнут они, не сунутся.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, караван с оружием просто так хозяева не позволят бросить. Готовьтесь к бою, а я на рацию.

Сержант Ефремов выполнил все указания лейтенанта: вход и выход из ущелья перекрыл пулемётами, в каменистом грунте вырыли щель и установили гранатомёт. Под козырьком скалы расположился госпиталь, где властвовал военфельдшер Матвеев. Рядышком примостился и радист Миша Ларин, обложившись со всех сторон ящиками, набитыми камнями, помнил свою оплошность: от рации не отходил ни на шаг. Десантники перетащили десятки ящиков в ущелье, не побрезговали и трупами животных. За пулемёт залег сам сержант Садыков, вторым номером примостился неунывающий Кацо.

– Рустамчик, как твоё горлышко? Надо сладким смазывать, заживёт скорей.

– Сойдет и так. Где тут сладкого возьмёшь, в горах-то?

– Момент, брат. Имей сто рублей и тысячу друзей.

Грузин пошарил в своих необъятных карманах, спрятанных под складками маскхалата, и извлёк несколько конфет, протянул сержанту:

– На, вылечивай гортань.

– Ух, ты! Где взял? – удивился довольный вниманием друга Садыков. – С тобой и на том свете не пропадешь, Кацо. Бьюсь об заклад, что у тебя целый кулек припрятан, поделись с ребятами.

– Им горло не давили, до утра далеко, сами съедим.

– Жадюга ты, тбилисская.

– Зачем опять ругаешься? Ешь, пока я дала.

– Ладно, давай вместе.

– Вот это друг и называется, тебе пополам и мне пополам.

– Ну да, как в песне: тебе половина и мне половина.

Посасывая конфеты, они продолжали неторопливую болтовню, внимательно вглядываясь в кромешную тьму.

Лейтенант, перескакивая через туши животных и невольно вздрагивая от беспорядочных выстрелов оседлавших горные вершины и спрятавшихся в расщелинах недобитых душманов, обходил линию обороны, на ходу объясняя сержанту Ефремову свой замысел:

– Они полезут только на входе в ущелье. Время их поджимает, чтобы ударить с севера, надо минимум три часа на преодоление горной гряды и выхода нам в тыл. Могут послать небольшую группу. На всякий случай, поставь ленинградцев Дектярева и Неделина с пулемётом, чем чёрт не шутит. Сам останешься у этой тропки, будь она неладна. И прикажи ребятам прекратить ответную пальбу, толку нет – только шумиха одна, может, успокоятся и эти охламоны. Я буду находиться в нише радиста, послушаю, что пленный скажет.

– Хорошо, лейтенант. Я здесь поставлю третий пулемёт. Если они прорвутся на входе, то мне недолго повернуть ствол в их сторону и ударить отсюда, прикрыв, таким образом, госпиталь.

– Правильно, командным пунктом будет та скала, где расположились Матвеев и Миша Ларин. Повнимательнее, сержант.

Кудрин чертыхнулся, запнувшись обо что-то мягкое, завизжавшее под ногами, с удивлением узнал собачонку. Задрав лапы к верху, она как бы сдавалась в плен, дрожа всем телом.

«Не можешь жить без человека, – подумал Кудрин, взял осторожно её на руки и прижал к груди. – Ну ладно, пошли, землячка твоего проведаем. Пить, наверное, хочешь, и поесть бы не против?»

Ахмат, увидев лейтенанта с собачкой на руках, рассмеялся:

– Где взял такого «волкодава»?

– Тоже из охраны, в плен сдался. Матвеев, дай ему напиться и пожевать. Что, Ахмат, пленный говорит?

– Зовут его Махмуд, лет семнадцать, сам точно не знает, говорит, их много было у родителей, отец со счёта сбился. Родился в кишлаке около Матерлама, мальчишкой забрали в банду и увезли за кордон, там поднатаскали. Это его третья ходка через границу. Ты видел сам, когда брали в плен, кусался, как зверёныш, сейчас немного обмяк. Не беспокойся, я его быстро обработаю.

Ахмат скороговоркой спросил о чём-то пленного, тот исподлобья взглянул на лейтенанта и что-то буркнул в ответ. Они заговорили на своем языке. Собачонка жадно вылакала всю воды чашки и спряталась в ногах сидящего на корточках пленного, Ахмат перевёл его слова Кудрину:

– Он говорит, что не верит вам, русским. Какой-то хан Базар-бай сказал, что пленным вы вспарываете животы, достаете потроха, набиваете кишки мясом, потом жарите их на костре и съедаете, из головы и костей пленных делаете холодец и кормите своих ханум. Я ему вправил мозги, слушает внимательно, видно, не совсем свихнулся, и пожить ещё хочет. Говорит, устал скитаться за границей, но очень боится гнева Базарбая и его подручных. На днях тот безжалостно расправился с афганцами, которые сбежали из лагеря и были пойманы близь перевала. Всех повесили в центре селения, предварительно испоганив их мужское достоинство. Махмуд сам напросился с караваном. Кстати, собачка эта его, хотел незаметно скрыться и вернуться домой. По его словам, караван вышел на пару часов раньше запланированного, причину не знает. Впереди шла разведка, уничтоженная вертолётами, никто не подумал, что их атакуют на ночь глядя, да ещё вблизи границы. Махмуд благодарит Аллаха за своё спасение. На полпути в районе озера Суруби караван должна встретить охрана Масуда, случайно он слышал, где должна состояться встреча.