«Что ж, – размышлял Николай, сидя за столом, – придётся переждать метель у товарища».
Улеглись за полночь. За окном протяжно завывал ветер. Метель разыгралась нешуточная, словно захмелевшая баба.
Всю ночь метель хороводила с неугомонным отчаяньем; окна то и дело вздрагивали, пропуская заунывный свист ветра. Мансура пробудился первым и, только открыл глаза, сразу почувствовал в себе непорядок: вроде и спал крепко, но сон был хмельной, а значит, неправильный, не приносящий телесной радости. Он, растравливая чугунное состояние, всё-таки выбрался из-под одеяла, посидел несколько минут в тиши, прислушиваясь к дому. Тихо. Прошёл в горницу. Лоскутников проснулся немного позже и, по всему видно, чувствовал себя ничуть не лучше.
– Неплохо всё-таки посидели, – подытожил вчерашнее веселье слегка осипшим голосом Лоскутников, припадая к ковшику, в котором плескалась прохладная водица. Сделал несколько шумных глотков. Отдышался: – Вот тока голова что-то в последнее время гудеть стала по утрам. Раньше не хворал с пол-литра.
И потом, глянув в окно, ругнулся:
– Эх, Сибирь-матушка! Нынче неймётся ветрам. Свищет и свищет! Скорей бы уж отпустило.
В висевшем на кухонном шкафу зеркальце Лоскутников критически осмотрел собственное отражение, оно ему явно не понравилось: помятый, взлохмаченный, проступившая щетина придавала потрёпанный вид. Он взял с печки ещё тёплый чайник, полотенце:
– Пойду в баню, бриться.
По его выступившим напряжённым скулам заметно, как перекатывается внутри похмелье, но внешне крепится, не подаёт вида. Вернулся он минут через двадцать, оживший и посвежевший. Завтракал, правда, немного суетливо, вскидывая взгляд на настенные круглые часы, – не опаздывает ли на работу?
Собрался быстро – сразу видно, человек военный, с дисциплиной в ладах.
– Отсыпайся, – вроде как с завистью сказал Степан другу, накидывая полушубок. – К обеду жди.
Оставшись один на гостевой половине дома Мансура, как договорились, затопил печь. Дом выстудился не сильно, и поэтому вполне хватит двух-трёх охапок. Лоскутников вчера шибко нахваливал то печь, выложенную ещё по ранней осени, то седобородого печника и всё сокрушался, что печник был не из местных. Вроде как с Украины, из вольнонаёмных. А сокрушался Степан потому, что среди местных таких мастеров днём с огнём не сыщешь. Дескать, захирел русский мужик в глубинке. Скоро печи выкладывать некому будет. И это в Сибири! Где изба и русская печь -основа благополучия и процветания любой сибирской семьи.
Елена с сыном ещё спали. Чтобы хоть как-то занять себя, достал из вещмешка аккуратно сложенные документы: ему ещё вчера хотелось ознакомиться с месторасположением новых участков делян, да подходящего момента не выдалось. В выписанных документах разобрался быстро. Как и предполагал Николай, границы участков под вырубку лесных массивов обозначались далеко от населённых пунктов.
На карте замелькали знакомые названия деревень, окрестностей, вот река, берущая начало недалеко от Иркутска. В большинстве участки опутывали ветку железной дороги. Николай мысленно перенёс себя в те далёкие непроходимые дали, как бы увидев (с высоты птичьего полёта) бесконечное, переливающееся изумрудно-зелёное море листвы, затянутое дымкой. Это сколько же предстоит пройти по тайге, чтобы разметить указанные участки! Масштабы грядущей работы невольно завораживали. Сложив все бумаги обратно, Мансура неожиданно затосковал. Ворохнулись переживания за Алёну, что осталась дома одна. Настроение сразу затуманилось. Но вскоре в детской раздались голоса. В горницу вышла выспавшаяся, улыбчивая хозяйка, держа на руках сонного сына. Мансура сумел отвлечься от грустных мыслей, взяв Антипа на руки.
От печи уже плыло ощутимое ласковое тепло. За неторопливым разговором Елена приготовила завтрак. Николай с удовольствием плотно поел, чувствуя, как освобождается организм от тяжёлого похмелья…
К обеду Лоскутников не появился. Тогда Мансура решил развеять себя прогулкой до конного двора – проведать и заодно покормить Лорда. А на обратном пути заскочить в продуктовую лавку: не злоупотреблять же радушием товарища?
Ветер мелко семенил по подворотням и закоулкам посёлка, осыпая землю молочной крошкой. Тучи стояли низко, неподвижно, словно не знали, куда им плыть. Однако молочно-серая мглистость в небе понемногу становилась прозрачней, невесомей: явный признак скорой перемены погоды.
Читать дальше