Джалол Икрами - Поверженный

— А как он получает продовольствие и оружие? По этой, неведомой нам пока тропинке…

— Вы правы! — сказал Карим. — Медлить больше нельзя! Я думаю пойти посоветоваться к местному имаму… Говорят, что он хороший, порядочный человек и нам сочувствует. А утром я сам, взяв с собой караульного, поднимусь на гору, спокойно поговорю с Махсумом и предложу ему мир.

— А согласится ли Махсум заключить с нами мир?

— У него безвыходное положение, его собственные воины заставят мириться, — ответил Карим.

— Может быть, лучше мне пойти наверх, а не вам?..

— Вы не знаете характера Махсума! Это хитрый и коварный враг! Он может все так запутать, что вы и не заметите, как попадете в его лапы… К тому же мое появление там окажет благотворное воздействие на его людей. А для того чтобы постовые нас пропустили, нужна помощь имама, он поговорит с ними, объяснит, как обстоит дело, и мы пройдем…

— Хорошо, слушаюсь!

— Итак, товарищи, еще раз ознакомьтесь с нашими планами, разделите между собой обязанности, а я иду к имаму.

— Товарищ командир, — остановил Карима его помощник Берди, — кишлачный имам действительно хороший человек, но не лучше ли сначала поговорить с кузнецом Али? Он тоже высказывал пожелание побеседовать с вами об этом.

— Прекрасно! — воскликнул Карим. — Вот вместе и пойдем!

Вы знаете его дом?

— Конечно, знаю.

Кузница находилась во дворе дома Али. В этот день ему пришлось закрыть ее раньше обычного, еще до вечерней молитвы: в кишлаке ожидали нападения отряда Махсума. Нападение, как мы знаем, было отбито, воины Асада бежали, красноармейцы разошлись по своим местам, и Али разрешили снова открыть свою кузницу.

Вот он и сидел у пылающего горна, работал при свете висячей лампы, которую сам смастерил. По заказу Карима он должен был вместе с подручным к завтрашнему дню сделать сто пар лошадиных подков.

С треском выскакивали и рассыпались огненные искры из пылающего кузнечного горна.

Дважды за вечер Али протирал закоптившееся стекло от висячей лампы, и она ярко освещала не только кузницу, но и площадку перед ней.

Ловко работая длинными кузнечными щипцами, Али вытащил из горна кусок раскаленного железа, положил на наковальню и стал бить молотом. Искры так и сыпались. От жара у Али раскраснелось лицо. Несмотря на седину, посеребрившую всю голову, руки его работали с прежней мощью, удары по наковальне говорили о не покинувшей его энергии, о большом опыте и умении. Хотя капли пота становились все гуще на его изрытом морщинами лбу, он работал не покладая рук.

Подле кузницы, на небольшой суфе, вечером обычно собирались односельчане, и пожилые и молодежь, беседовали о событиях дня, просто болтали, шутили, смеялись… Но в этот вечер суфа пустовала. Всех напугала стрельба, разогнала по домам… Да и сам Али сегодня не хотел отвлекаться, у него была срочная работа.

Али был поглощен работой, когда в кузницу вошли Карим и Берди. Али отложил молот в сторону.

— Здравствуйте, здравствуйте, — ответил он на их приветствие. — Добро пожаловать! Извините только, у меня беспорядок… Усадить вас даже некуда.

— Ничего, — сказал Карим.

— Мы, дядюшка, пришли к вам за советом, — сказал Берди. — Паренек пусть закроет двери и идет домой.

Если что понадобится, я сам сделаю.

— Спасибо, спасибо, — пробормотал Али, крайне удивленный тем, что нужно закрыть кузницу. — Значит, прервать работу?

— Да, — сказал Карим, — вы ведь устали, наверное…

Тем временем подручный кузнеца закрыл по его указанию дверь. Карим, примостившись на каком-то ящике, сказал:

— Нужно кончать войну, дядюшка, не правда ли? Пора народу обрести покой. И вот мы пришли к вам за советом.

— Что я могу посоветовать вам? Вся военная наука в ваших руках…

— Мы хотим прекратить войну мирным путем, — сказал, присоединившись к разговору, Берди. — Вы однажды сами что-то такое говорили…

— Да, да, да, припоминаю… Ведь и те, что в том лагере, наверно, наши же люди! Они взяли оружие в руки, чтобы поддержать революционную власть. Они только не знают, кто из вождей прав… Вот их и ввели в заблуждение… К чему же это братоубийство? А если они спустятся вниз, сдадутся добровольно, их простят?

— В этом можно не сомневаться, — заверил Карим, — непременно простят! Но нужно, чтобы они это поняли, чтобы увидели ясно, кто друг, а кто враг!.. Вот мы и решили послать наверх делегацию из трех человек, чтобы они объяснили Асаду Махсуму бессмысленность дальнейшего кровопролития и предложили ему сдаться, заверив, что революционное правительство простит их заблуждения.