Царский терем в Коломенском. Гравюра Ф. Гильфельдинга. XVIII век
Не менее богато было и одеянье Петра: когда ребёнку минуло пять месяцев, ему нашиты были золотые парчовые кафтаны. Гардероб его был чрезвычайно разнообразен, и каждый месяц пополнялся новыми принадлежностями; у него была шапка, унизанная жемчугом и драгоценными каменьями, ещё шапка бархатная с собольим околышем, несколько пар унизанных жемчугом башмаков, богатый опашень с нашивкою и кружевом, низанными крупным жемчугом (597 зёрен) и с шестью изумрудными пуговицами на золотых закрепах, более десяти шёлковых, атласных и парчовых кафтанов».
Царская усадьба в Коломенском. Неизв. худ. XVIII век
Царевич со всем штатом, мамою, кормилицею и другими служебными лицами помещался в отдельных деревянных небольших хоромах, которые внутри были обиты сукном; собственная же комната Петра обита была серебрёнными кожами.
Когда Петру минуло два года, «для него были выстроены отдельные хоромы, в которых полы, стены, оконные рамы были покрыты алым сукном. Таким же сукном был покрыт и стол. Полавочники на лавках были сшиты из багреца с каймами из белого сукна, по которому нашиты травы из сукна желтого и лазоревого. Впоследствии царевичу было сделано кресло из рудо-жёлтого бархата с галуном и столик, расписанный красками, золотом и серебром.
В то время стекло в рамах ещё не употреблялось, и его заменяла слюда; из слюды были сделаны и окна в комнатах маленького Петра. Искуснейший живописец Иван Салтыков расписал их разными рисунками: в середине был изображён орёл, а по бокам – травы. Рисунок был сделан так, чтобы из комнаты на улицу всё было видно, а оттуда в хоромы – ничего. По тогдашнему обычаю, все царские дети бережно скрывались от посторонних глаз: царевичи до тринадцатилетнего возраста, а царевны – на всю жизнь».
Царевич Пётр Алексеевич
Алексей Михайлович с молодой красавицей-женой души не чаяли в ребенке, окружали его роскошной обстановкой, наряжали в богатые платья и одаривали всевозможными игрушками. «Через год после рождения, к именинам, царевичу был сделан деревянный конь, или «потешная лошадка», во всём уборе конь был обтянут настоящей лошадиной кожей; седло с стременами, пряжками и запряжниками было вызолочено и высеребрено. Затем следовал ряд подарков – игрушечных зверей (лошадей, львов) и пушек. Органист Гутовский устроил царевичу клавикорды-струны медные, починял ему цимбалы немецкого изготовления и сам смастерил пару цимбальцев, из коих одни имели форму книжки в сафьянном алом переплете, с золотым наводом, с застёжками из серебряного с шелками галуна. Когда царевичу минуло два года, в хоромах его повесили качель на веревках, обшитых бархатом…
Зимой царевич вволю катался в санках с ледяных гор, а летом торжественно разъезжал по улицам Москвы в потешной каретке, которую ему подарил Артамон Сергеевич Матвеев. Каретка эта была маленькая, а в ней четыре темно-карих лошадки с бархатной шлеей и вызолоченной упряжью. Окна в каретке были хрустальные, расписанные красками, и с изображениями на них царей и королей всех земель; внутри каретка была обита бархатом с разводами, а снаружи её окружала золотая бахрома. Выезд царевича был торжественный: по бокам шествовали четыре карлика, а пятый ехал позади на крохотном иноходце.
Кроме этих игрушек ему часто покупали в лавках серебряную столовую миниатюрную посуду, а также – куклы в полном наряде. Художник Салтыков являл своё искусство и в расписывании красками разных принадлежностей игр маленького Петра; так, ему велено было однажды расписать гнездо голубей, гнездо канареек, щеглят, чижей и даже стадо баранов, причем баранов ему нужно было сделать так, чтобы шерсть у них была настоящая».
С первых дней своей жизни царевич Пётр Алексеевич был полностью погружён в атмосферу всеобщего обожания.
А будет ли так всегда?
Особенно мальчик любил оружие. С годами прислуге приходилось скупать на московских рынках всё больше и больше знамён и барабанов, луков со стрелами, пистолей и ружей.
Читать дальше