Элиза Ожешко - Гибель Иудеи

— В Риме, — сказал Самуил, — можно всего достигнуть, только надо иметь большие средства. Когда у Рима просят — он нищий, когда дают — он царь.

— Прежде чем сразить Голиафа, — заметил Соломон, — Давид должен был запастись камнем с пращой. Если Господь через простого пастуха освободил свой народ от ига филистимлян, то, может, Он и теперь спасет Израиль через эту женщину. Мы же, живущие в Риме, должны быть свободны от упрека со стороны остальных наших братьев, что оставили царицу в беспомощном положении.

— Что Тит страстно в нее влюблен, — сказал Иосиф — это не подлежит сомнению. И император Веспасиан расположен в ее пользу. Отвращение римлян к чужестранке и особенно к дочери нашего народа — вот камень, который лежит на пути и который надо разбить в этом продажном Риме золотым молотом.

— Если Господу угодно будет спасти свой народ, — отвечал Исаак, — то Он сделает это и без моих денег. У Моисея был всего-навсего деревянный посох, когда он шел освобождать Израиль от рабства египетского.

— Я думаю иначе, — серьезно сказал раввин, — все, кто спасал до этого времени народ свой, находили для этого силу в молитве и покаянии. Если Вероника покажет мне, что под шелковым одеянием она носит суровую одежду раскаяния и плача, тогда я поверю в ее призвание.

— Где же это написано, — возразил Самуил, — что Эсфирь, например, или Моисей носили покаянные одежды?

Здесь решилась вступить в разговор жена Самуила, потому что Вероника своей ласковостью и подарками предусмотрительно успела покорить ее сердце.

— Благородный Иосиф говорил моему мужу, — сказала она, — что в день нашего общего бедствия царица одета была в траурные одежды. Нельзя найти равной ей по красоте, уму и благородству; такой женщине только и быть царицей. И если Господь соединил столько даров в одной особе, то я думаю, что уже по этому можно судить, что она предназначена для чего-то особого…

Спор продолжался еще долго, но к какому-то определенному решению собравшиеся так и не пришли…

После обеда Иосиф отправился на аудиенцию к цезарю. Иосиф знал, что Веспасиан больше всего любит, когда ему говорят прямо без обиняков, и потому начал излагать ему политические соображения, которые могли быть поняты им одним. Он указал прежде всего на материальное и нравственное значение, какое имели рассеянные во всех концах Римской империи иудеи. Чем лучшим мог бы Веспасиан поддержать еще не окрепшее господство дома Флавиев, как не содействием иудеев? Если он, будучи полководцем, прежде всего на Востоке, в Палестине, провозглашен был цезарем, то почему ему нельзя рассчитывать и теперь на иудеев? Кроме того, Иосиф указал на истощенность государственной казны, чему могли бы помочь иудеи, владеющие громадными денежными суммами.

Иосиф ни словом не обмолвился о царице Веронике, но Веспасиан понял, к чему он ведет речь.

— Я не отрицаю справедливости твоих замечаний, — сказал он. — Но что я могу сделать, если римский бык совсем не желает есть того сена, которое ему подкладывает Тит? Я знаю, что мой сын, — сказал цезарь, — совершенно ослеплен любовью к царице. Но я не настолько глуп, чтобы впрягать в одну телегу лошадь и корову. Царица никогда не станет римлянкой. Она останется чужестранкой.

— Фамилия Иродов, — робко вставил Иосиф, — еще при Августе стояла в самой близкой связи с Римом.

— И все-таки не переставала быть иудейской, — недовольным тоном возразил Веспасиан. — Нет, перестаньте сначала есть свой чеснок, тогда, может быть, мы с вами сядем за один стол обедать…

Когда Иосиф покинул дворец, для него было ясно, что планы царицы неосуществимы и золотые надежды на новое будущее Израиля улетучились как сон. Он предоставил дальнейшим событиям разубедить в этом и саму Веронику.

Домицилла никогда не была так весела, как в этот вечер. Если она радовалась утром освобождению Фебы, то теперь, после проявленного к ней внимания цезаря, эта радость удвоилась. От нее не укрылись нежные взгляды, которыми Тит и Вероника обменивались друг с другом. Ей неприятно было видеть, что человек совершенно покорен этой женщиной. Но она слишком мало ценила себя, чтобы обратить внимание на то, что после он оставил царицу почти без всякого внимания.

Более проницательной была Феба, но она побоялась говорить о своих мыслях.

Уже в начале иудейской войны на рынки, где производилась продажа рабов — в Делосе, Дамаске, Александрии и Риме, — стало поступать такое количество рабов, что римское правительство вынуждено было брать значительную часть этого обесцененного товара для своих нужд. Пленными иудеями в скором времени были наполнены египетские, греческие и нумидийские каменоломни, рудники в Сардинии и Испании. Когда был разрушен Иерусалим, каждый корабль, шедший с Востока, привозил столько пленных иудеев, сколько их могло вместиться. Веспасиану пришлось подумать, как наиболее разумно применить эту рабочую силу. Так зародилась мысль о постройке Колизея.