Феликс Дан: Аттила

— Избавь себя от поездки, юный Дагхар, — сказал Ардарих.

— Уж и он также не был ли пожащен и… связан? — сердито спросил Дагхар.

— Нет. Но они побратались. И остготы не станут драться против гуннов, пока жив Аттила.

— Он проживет еще долго, ему только пятьдесят шесть лет, — проворчал Дагхар.

— А между тем мир погибнет, — вздохнул Визигаст.

— Пусть лучше погибнет мир, чем моя честь, — выпрямившись, спокойно произнес гепид. — Пойдем, Гервальт. — Я прибыл сюда, потому что давно предвидел намерение друга Визигаста. Я хотел выслушать и предостеречь его во что бы то ни стало, рискуя даже жизнью, но только не честью. Старый, седовласый герой ругов! Ты сам не надеешься сломить гуннов, если Валамер и я будем на их стороне. А если ты теперь нападешь на них, мы должны будем защищаться. Седобородый король, неужели ты еще не научился первому искусству королей — выжидать?. Слышишь, старый товарищ, выжидать!

— Нет, не нужно выжидать! — горячо вскричал Дагхар. — Король Визигаст, оставь гепидов и остготов. Пусть минет их высший венец победы и славы! Мы не станем ждать! Ты говоришь, после весны будет поздно. Так восстанем же! Как? Мы не довольно сильны? А твои руги! Мои скиры! Герул Визанд с многочисленным войском наемников. Благородный лангобард Ротари с его людьми! Благородный маркоманн Вангио с его всадниками! Три вождя склабенов, Дрозух, Милитух и Свентослав! Наконец, сам византийский император обещал через своего посла, следующего к гуннам, доставить нам тайно золото и оружие…

— Если он только сдержит свое обещание! — прервал Ардарих. — Юный королевский сын, ты нравишься мне. Ты звучно играешь на арфе и быстро бьешься и говоришь. Но научись еще одному искусству, более трудному и более необходимому для будущего короля, чем первые, — научись молчать! Что если я продам великому повелителю гуннов всех тех, кого ты перечислил?

— Ты не сделаешь этого! — вскричал юноша, но явно испугался.

— Я этого не сделаю, потому что поклялся сам себе держать в тайне все то, что мне придется здесь услышать! И на эту тайну я имею право, так как заговор ваш грозит гибелью не Аттиле, а лишь одним вам. Сомневаешься, отважный Дагхар? Все, названные тобою, даже если бы они были еще вдесятеро сильнее, не в состоянии отделить ни единой щепы от ярма, надетого Аттилою на народы. Жалею твою увлекающуюся молодость, пылкий герой. Жалею твою седую, дорогую голову, мой старый друг! Вы погибли, если не послушаетесь моего предостережения: ждать! Ты не хочешь пожать мою руку, Визигаст? Ты пожалеешь об этом, когда убедишься, что я был прав. Но моя рука, хотя и отвергнутая тобою сегодня, все-таки останется для тебя рукою твоего лучшего друга, всегда протянутой к тебе, помни это! Я иду, Гервальт!

И он исчез в темноте.

Бесшумно отчалил челнок и поплыл по черной реке.

Задумчиво смотрел старик вслед другу, опершись обеими руками на рукоятку своего тяжелого меча. Он медленно опустил голову на грудь, как бы под гнетом тяжелых раздумий.

— Король Визигаст, — спросил юноша, — ты ведь не колеблешься?

— Нет, — угрюмо ответил тот, — я не колеблюсь больше. Я отказываюсь от предприятия. Мы погибнем, если решимся на него одни.

— Если и так, — с необузданной горячностью вскричал Дагхар, — то все-таки мы должны попытаться! Узнай то, о чем я умолчал при посторонних. Мы должны действовать, и немедля!

— Почему?

— Потому… потому… потому что речь идет о твоей дочери!

— Ильдихо? Причем тут она?

— Сын его видел ее и…

— Который?

— Эллак. Он посетил твой дом, пока ты был у нас на охоте.

— Кто сказал тебе? Не он же сам?

— Она…

— А мне ни слова!

— Она не хотела пугать тебя заранее, — сказал юноша, — ты ведь знаешь ее твердость! И быть может, как она сказала, без причины. Но этой причины достаточно для нас. Он видел прекраснейшую из всех германских девушек и пожелал сделать ее своею: да и кто из видевших ее не пожелал бы того же? Он хотел…

— Ильдихо? Мое дитя! Пойдем! Поспешим! Домой! Скорее!

Они быстро пошли к остроконечной западной части острова, где на тенистом берегу лежал грубый бревенчатый плот. Дагхар быстро спустил его на воду, оба вскочили на него, и он стрелою помчался по течению. Юноша спереди подталкивал его длинным шестом, то справа, то слева, а на другом конце старик правил широким рулем, держа курс к правому южному берегу. Оба были возбуждены, полны нетерпения и торопились домой.

Когда вдали замерли слабые всплески руля, прежняя глубокая тишина снова легла на реку и на опустевший островок.