Феликс Дан - Аттила

— Да, таково жестокое предсказание. Но утешься. Есть и другое, возвестившее мне нечто великое. Слушай. Фессалийский прорицатель, предсказавший мне смерть в объятиях женщины, в то же время сказал, что от белокурой красавицы, подобной которой я еще никогда не видал, у меня родится сын, наследующий всю мою славу и величие, и под власть которого попадут все народы земные. С той поры я жажду встретить эту красавицу…

— И ты веришь льстивому прорицателю?

— Я убедился в справедливости его слов. Ты знаешь, что по древнему гуннскому преданию, только тот прорицатель говорит правду, на печени которого есть маленькая звездочка из белых полосок. Поэтому по смерти прорицателя у него вырезают печень и осматривают ее. Но я не мог ждать, когда он сам умрет, и потому приказал его убить. Белую звездочку нашли, и это уничтожает всякие сомнения… Ну, старик, теперь я пойду. Уже поздно. Я лягу спать и, быть может, во сне увижу ту, от которой родится повелитель мира!

На следующее утро обоим посольствам возвестили, что царь примет их в шестом часу дня.

Послов отвели в обширную приемную залу деревянного дворца.

Все большое полукруглое пространство с потолка до пола и по всем стенам обито и увешано было белоснежными полотняными занавесями, местами чередовавшимися с пестрыми шерстяными коврами.

Зала, полная гуннскими вельможами и воинами, вождями и послами иноземных племен, их свитами и домашней прислугой самого царя, представляла пеструю, движущуюся, красивую картину. Аттила сидел посредине залы на возвышении, к которому вели несколько ступеней, покрытых дорогими, тканными золотом, коврами. На этом возвышении стоял простой, без всяких украшений, деревянный стул, с двумя ручками, на котором восседал могущественнейший властитель. Он был в том же костюме, в котором приехал вчера, без всяких новых украшений.

По указанию Эдико послы остановились у дверей залы и сделали глубокий поклон. Затем Максимин хотел взойти на ступеньки трона и лично передать Аттиле послание императора.

Но один из гуннских князей, Эцендрул, бросившись вперед, взял из рук посла пурпуровый папирус, столкнул патриция с нижней ступеньки, поднялся к трону и, преклонившись, положил послание на колени царя, который продолжал сидеть неподвижно, не дотрагиваясь до свитка.

— Собственноручное послание императора Феодосия, — громко произнес снизу рассерженный Максимин.

Аттила не двигался.

— Император желает тебе благополучия и долголетия. Медленно, взвешивая каждое слово, Аттила отвечал:

— Я желаю императору… то же самое… что, я знаю, он желает мне. Доставлена ли следуемая с обеих империй дань, Эдико?

— Да, господин, послы привезли ее.

— Ты пересчитал?

— Все верно до последнего солидия.

— Хорошо, но где же подарки от императоров? — после многозначительного молчания, громче и жестче продолжал царь. — Я выслушиваю только таких послов, которые являются с дарами. Хелхаль, видел ли ты их? Достойны они меня?

— Никакие дары не достойны твоего величия, господин. Но, соображаясь с посредственным достоинством обоих дарителей, они удовлетворительны.

— Раздели их между моими князьями, не забудь Ардариха и Валамера. Также Визигаста! Включи в их число и пламенного героя, юного сына короля скиров, знаменитого певца и арфиста! Пусть каждый получит по заслугам! Но что это? — И лицо его внезапно омрачилось. — Я вижу среди послов из Византии знакомое лицо, вон тот маленький, что стоит в стороне от других.

И он с угрозой посмотрел на Вигилия, уже сразу замеченного им при входе послов.

— Я уже однажды имел счастье в качестве толмача… — начал испуганный Вигилий.

— Как зовут эту жабу, Эдико?

— Вигилий, господин.

— Да, Вигилий! — продолжал Аттила, с досадой двинув правым коленом, так что нетронутое послание императора слетело на пол. — Как осмеливаешься ты, дерзкое животное, снова являться передо мною, прежде чем мне выданы все перебежчики? Ведь я приказал тебе перевести это требование твоему императору! Думаете вы, я потерплю, чтобы под вашими знаменами сражались против меня мои же беглые рабы? Все мои подданные пусть знают, что от Аттилы нет бегства, от его гнева нет спасения. Никакая крепость, никакая городская стена не могут служить защитой от меня: вот этой рукою я вырву моих врагов из золотых дворцов самой Византии!

И он протянул вперед правую руку.

— Мы явились сообщить тебе, — боязливо начал Вигилий, — что в нашей стране осталось лишь семнадцать беглецов или перебежчиков, как ты называешь их. Но они уже отосланы к Эгинтию, начальнику пограничных войск в империи, и он немедленно доставит их тебе в цепях.