Феликс Дан - Аттила

Он повернулся и начал спускаться с холма: конь его стоял внизу, ожидая своего господина.

Скоро он медленно проехал мимо полуоткрытых носилок.

— Эдико! Эдико! — снова послышался оттуда шепот. — О проклятая боль в боку, заставляющая меня сидеть в этом ящике! Я должен же еще кой о чем переговорить с тобою… только одно слово…

— Молчи, безумный, — отвечал, не останавливаясь, всадник. — Те двое и так уже полны подозрений. Хочешь ты выдать все? И как раз накануне совершения дела?

Длинный летний день уже клонился к закату. Поезд еще не достиг ночной стоянки, назначенной на берегу Дрикки, притока Тейсса, когда гарцевавшие по сторонам всадники начали быстро подъезжать к Эдико с короткими известиями, оживленно указывая при этом своими длинными копьями по направлению заходившего кровавого и тусклого от степной пыли солнца.

Эдико спокойно отдавал приказания, когда к нему подъехал еще очень молодой римлянин.

— Эдико, господин, — робко произнес он, — отец мой Вигилий послал меня сказать, что его очень тревожат последние вести. Один из готов, сопровождающих повозки, уже различает на западе низкие тяжелые тучи пыли, как бы вздымаемые конницей. Отец опасается, не разбойники ли это?

— В царстве Аттилы? Нет, мальчик. Успокой храбреца. Разве ты не видел по дороге после перехода через вашу границу пригвожденные к деревьям скелеты или еще гниющие трупы?

Юноша с ужасом кивнул.

— Да, ваш царь любит страшные украшения на своих дорогах. Проезжая мимо, спугиваешь целые стаи воронов. Там, за поворотом, висели сразу трое, римляне, судя по лицам и одежде.

— Да! Это были двое грабителей и римский лазутчик. Мой повелитель умеет награждать их по заслугам! Таких молодцов мы судим без проволочек.

— Но если это едут не разбойники, то кто же?

— Узнаешь вечером.

И он узнал. Едва достиг поезд определенной заранее стоянки, где лошади могли вдоволь напиться воды и наесться свежей травы, как уже от замеченной на западе конницы к Эдико прискакали передовые всадники.

Сначала быстрые гунны, потом знатные римляне, а за ними следовали также тяжело груженные повозки, хотя в меньшем числе.

Максимин и Приск медленно подъехали к прибывшим.

— Ком Ромул! — вскричал Максимин, соскакивая с коня.

— Друг Примут! — удивился Приск, следуя примеру сенатора. Новоприбывшие в свою очередь спешились, и все четверо пожали друг другу руки.

— Я полагал, ты в Равенне, Ромул, — сказал Максимин.

— А я думал, ты у себя в Виринуме, Примут, — сказал Приск. — Какое дело может привлечь сюда норикумского префекта?

— Я же воображал вас обоих в Византии, — отвечал Ком Ромул.

— И мы встречаемся в гуннской степи! — вздохнул префект Норикума.

— Наша встреча… — промолвил Приск.

— Возбуждает одну лишь грусть, — закончил префект. — Я догадываюсь, что наше назначение одинаково…

— Вы посланы к Аттиле императором Феодосием? — спросил Примут.

— Да, просить мира! — отвечал Максимин.

— А нас отправил император Валентиниан с согласием на все требования варвара, с данью, которую он назначил, и с просьбой о мире, какой бы ценой он ни был куплен, даже не щадя нашей чести! — с негодованием вскричал Примут.

— Но у меня есть еще особое тайное поручение! — громко сказал Максимин.

— И у меня также, — ответил Ромул.

— Если ни золото, и никакое смирение не помогут мне уговорить царя гуннов вложить в ножны свой страшный меч, я должен выставить ему на вид, что…

— Что западную Римскую империю легче покорить и ограбить, чем Византию, не так ли? — прервал его Ком.

— В этом и заключается наше тайное и важнейшее поручение, — подтвердил Приск.

— Так не трудитесь попусту, — в сильном гневе вскричал префект, — потому что мы обязаны доказать Аттиле, что Византия несравненно слабее и в то же время гораздо богаче Равенны!

— О позор, о унижение! — сокрушались послы.

Разговаривая, они достигли повозок византийцев, выражая глубокую горечь на своих лицах и в движениях.

Стоя в тени одной из огромных повозок, им вслед смотрел высокий воин в шлеме.

— Вас давит ваш позор, римляне? — прошептал он по-готски. — Вы заслужили его уже давно. Погодите! Вас ожидает еще нечто лучшее.

Спустя два часа четыре римлянина сидели уже в привезенной с собою походной палатке, устроенной довольно уютно и удобно. Собеседники лежали на мягких подушках, передавая друг другу кувшины с вином и с водою и четыре кубка. Эдико лично осведомился, есть ли у них все необходимое, и затем вежливо простился с ними. Вигилий лежал в другой палатке, страдая болями в боку, и эта болезнь, равно как и сознание нерасположения к нему его спутников, заставляли его пребывать в уединении, довольствуясь лишь заботами его сына. Послы западной империи рассказывали о своем путешествии.