Геннадий Разумов - Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский

– Сколько время? Два еврея, третий жид, по веревочке бежит. Веревка лопнула, и жида прихлопнула.

Это была одна из многих скороговорок, которыми дворовые мальчишки часто дразнили сар и абрамов, в том числе и его самого.

…Только через несколько лет, уже перейдя в средне-детский возраст, Женя сообразил, что та соседская девочка Измайлова, хотя и звалась Сарой, но была татаркой, и к тем постыдным абрамам-сарам, как и ее братья Ахметка и Ристюк, никакого отношения не имела.

А те принадлежали к шумной ватаге соседских ребят, задиристых и драчливых. По их понятиям шуткой было «втихоря» подкрасться сзади и долбануть по голове тяжелой авоськой с батоном хлеба или с кочаном капусты. А всякие глупые подначки, подколки, насмешки, издевки означали чуть ли не приятельское отношение.

Среди них были безобидные смешилки, вроде такой дурацкой: «рыжий патый-конопатый лупил дедушку лопатой, а дедушка топором – рыжий пёрнул за столом» или, хотя, казалось бы, тоже беззлобной, но уже антисемитской: «ты еще не жид, жиденок, но ты сраный поросенок».

Почти с такими же юными хулиганами-юдофобами встретился Женя и в школе. Так же, как их дворовые собратья, они не были отягощены какими-то морально-нравственными гирями-грузилами.

Может быть, поэтому, а, возможно, по какому-то таинственному зову крови Женю в классе сразу потянуло совсем в другую компанию. А та была всего лишь двумя мальчиками из интеллигентских семей, живших в соседнем четырехэтажном доме.

Женя особенно плотно слипся с ними уже в подростковые годы, о которых известно, что они, как никакие другие, у каждого отмечены крепкой дружбой с такими же тинейджерами. Наверно, потому, что именно в этом возрасте поиск места под солнцем во многом зависит от сравнения с другими своими сверстниками, взглядом на себя их глазами, доверием им того, что маме с папой сказать никак нельзя, так как «они меня не понимают».

По этой причине женино взросление было целиком наполнено дружбой с Котиком Брагинским и Мариком Вайнштейном, в свою очередь друживших друг с другом «с года», как они говорили. Оба были круглыми отличниками, очень успешными в математике и физике.

Уже в старших классах Женя с Котей (по кличке Кот, конечно) частенько предавались этакому глубокомысленному философствованию, а проще говоря, к трепотне и словоблудию. Они могли часами бродить по улицам и говорить, говорить, говорить.

Обсуждению подвергались «Последние из могикан» Купера, или «Айвенго» Вальтера Скотта, землетрясение в Ашхабаде или война в Корее, летающая тарелка над островом Баскунчак или изгнание арабов-палестинцев из Израиля, неподатливость тригонометрических функций и хитрость бинома Ньютона.

Их дружба с перерывами разной длины пунктирно продолжалась в студенческие времена, и позже, когда Кот стал Константином Исааковичем. Будучи уже инженером, он окончил математические курсы при физмате МГУ и потом много лет вел прочностные расчеты космических ракет в одном из закрытых «Почтовых ящиков» страны Советов.

Марик Вайнштейн, в отличие от Жени с Котей, никаким гуманитарием не был, его интересы крутились возле физических теорий массопереноса и фильтрации, законов дифференциальной геометрии и векторного исчисления. Его мозги свободно жонглировали интегральными потенциалами и функциями комплексных переменных.

Он прекрасно играл в шахматы, участвовал в олимпиадах и чемпионатах, получал призы и грамоты. В более зрелом возрасте не меньшими были его успехи в карточных баталиях, никто не мог сравниться с ним в преферансе – он выигрывал пульку на мизере даже при самом неудачном прикупе.

Несмотря на успешно сданные приемные экзамены, в престижный Бауманский институт Марика не приняли – к своей ущербной национальности он был еще и сыном репрессированного «врага народа». Ему пришлось идти в педагогический, окончив который, он всю жизнь проработал простым учителем математики в школе и техникуме.

Удивительное соединение судеб Жени и Марика неожиданно случилось в начале войны осенью 1941 года, когда они попали в один и тот же район Куйбышева, куда были тогда эвакуированы их семьи (но об этом позже).

После войны и окончания школы Женя с Мариком плотно уже не дружили, их пути надолго разошлись, и они только изредка перезванивались, дежурно поздравляя друг друга с днем рождения.

А вот когда друзьям было уже за 50, они почему-то начали, не сговариваясь, встречаться даже чаще, чем в детстве. То это случалось в каком-нибудь книжном магазине, то на выставке Пикассо или Фалька. После развода со своей Инной Марик стал снимать комнату неподалеку от жениной работы, и тот частенько к нему заходил «на чашку чаю», «стакан пива» или «рюмашку коньячка».