Марина Хробот - Иродиада Галилейская

Предгорье крепости Махерон

Пятнадцатилетний Езекия дремал, сидя на медленно бредущем белом верблюде в середине длинного каравана. В дорогих одеждах, в накрученном на голове длинном платке, закрывающим нижнюю половину лица, подросток оживился, как только караван подошел к подножию горы.

Закончились ряды виноградников со спелыми, прозрачными на солнце гроздьями. Всё чаще встречались акации и деревья граната, всё гуще зеленели поля сезама [2] Сезам – кунжут. , ячменя, конопли, чечевицы и льна. Необыкновенно густые из-за невозможности растечься – узкие поля сжимались соседними горами, – запахи волнами поднимались в знойном дне и кружили голову.

В сельских домах, низко распластавшихся вдоль извилистой горной дороги, было непривычно многолюдно. Хозяева домов угождающе суетились перед богатыми и властными гостями.

Два верблюда авангарда каравана Езекии входили в следующее селение, а последние навьюченные ослы только выходили из предыдущего.

Верблюды и ослы несли на себе свёрнутые одежды и ткани, корзины хлеба, бурдюки с водой и вином, амфоры масла и ещё многое, необходимое для удобства жизни в гостях.

Замыкали караван десяток баранов на мясо и пяток коз для свежего молока.

Изредка вдоль каравана на конях проскакивали охранники и останавливались у повозки с двумя впряженными осликами. На повозке высился портшез-палатка, задрапированная дорогим шелком. Здесь ехала бабушка Езекии, достопочтимая Сара. Она любила удобства и никогда на них не скупилась.

Караван входил на гору. До цели путешествия – ворот крепости Махерон, оставалось несколько минут пути.

Стены крепости нарастали, закрывая часть неба. Открытые массивные ворота сверкали медными пластинами, вбитыми в толстые брёвна.

* * *

Справа под стенами, в рощице из колючих кустов и десятка ажурных зелёных тамарисков, мелькнуло воздушное покрывало. Оно было поднято слабым горячим ветром над головой сидящей девушки, одетой по-царски, в светлые льняные одежды, с десятками нашитых серебряных бляшек.

Сердце Езекии ухнуло к плоским копытам белого верблюда. Остановив ход любимца, он заставил его встать на колени и сполз на песок.

Сейчас же разошлись шелковые занавеси портшеза и выглянула Сара, женщина не молодая, но «в соку», увешанная драгоценностями сверх меры. Тут же показалась любопытная старая прислужница Дина, не перестающая обмахивать госпожу малым опахалом.

Езекия виновато улыбнулся.

– Я должен поздороваться, бабуля! И расспросить о жизни у неё.

Цепко и хозяйственно оглядев караван, Сара ткнула пальцем в хромающего под тяжкой ношей осла, поставленного погонщиком позади широкой беременной верблюдицы. Погонщик побледнел, хотел оправдаться, но Сара так на него посмотрела, что тот побежал развьючивать больное животное.

Сердитый взгляд властной женщины переместился на внука и потеплел.

– Мой Езекия, будь спокойным. И не надейся ласку услыхать.

Соглашаясь, юноша кивнул и побежал к деревьям, снимая с головы платок и приглаживая на ходу чёрные кудри и короткую бородку. Ноги в высоких сандалиях утопали в сухом песке дороги.

* * *

Закутанная поверх одежды в легкую шелковую накидку с головы до ног, Саломея сидела у обрыва на шерстяном ковре и рассматривала приближающиеся караваны и долину с полями и селениями. Рядом, на складном табурете, поставленном на сухую траву, тяжело дышала старая Няня, потеющая в плотной одежде и покрывале, накинутом на голову. Няня каждую минуту вытирала влажной тряпицей лоб, рот и, засунув руку за пазуху, складку между большими обвисшими грудями.

Чуть в стороне стоял молодой Костас в коротком пеплосе [3] Пеплос – греческая льняная одежда, состоящая из рубахи в складках без рукавов, длинной до колена, перепоясанная на талии. и сандалиях с ремнями до колена. От скуки он, зацепившись за нижнюю ветку дерева, повис на одной руке. Мышцы напряглись, и Костас улыбался от приятного ощущения силы в своём совершенном теле.

Перестав бежать, Езекия остановился, восстанавливая дыхание, и медленно подошел к Саломее.

– Я поспешил, когда тебя увидел, здравствуй.

Тонкая ладонь из-под прозрачной накидки показала на землю.

– Садись сюда, а то мне скучно.

Сев на песок у ног девушки Езекия с любовью разглядывал проступающие под воздушной тканью черты лица… Но одновременно его раздражал вцепившийся в ветку высокий молодой мужчина в греческой одежде и гладко выбритый.