Дара Преображенская - Оно-но-Комати

– Успокойся, Кимико, – шептала я ей в те минуты, когда мы, всё же, покидали комнату, чтобы принести ей новых снадобий. Но она не слушала меня.

….К обеду мы собрались всей семьёй в гостиной. Я видела, как сильно был удручён отец, он даже осунулся, на его уже немолодом лице, как будто бы, появились новые морщинки. Я никогда не видела его таким раньше.

– Что же произошло? – спросила тётушка, отложив в сторону свой разноцветный веер. В последнее время она пользовалась им реже обычного.

– Когда я увозила девочек в Киото, Мий-око была вполне здорова.

Отец пожал плечами:

– Наверное, она чем-то отравилась. Такое случалось и раньше, однако это быстро проходило, но сейчас….

Он вздохнул:

– Я слышал о том, что в соседнем селении умерло много людей от какой-то неизвестной лихорадки. Неделю назад к нам приезжали жители из этой деревни. Моя жена, Мий-око, могла заразиться от них.

Мама непрерывно стонала, черты её лица заострились, как это бывает у умирающих людей. Они долго мучаются, а затем уходят в Небытие. Однажды на моих руках умер слуга, за которым я и мама ухаживали, с тех пор смерть рисовалась в моём воображении в негативном виде. Я боялась смерти, смерть приносила людям большие страдания. Смерть уносила с собой хороших людей, с которыми я была близка и которым доверяла. Смерть – это зло. Хакира дежурила возле ложа больной, сменялась со слугами, чтобы хоть немного выспаться, однако выспаться не удавалось.

Когда твой близкий любимый тобою человек умирает, ты стараешься всеми фибрами твоей души помочь ему, облегчить его страдания, но ничем не можешь их облегчить. И вдруг в один момент ты начинаешь понимать, что смерть была бы избавлением для него от всех страданий, что он уже не желает больше жить, но не может сказать этого, ибо умирающие не говорят.

Я подумала тогда о яде и тут же застыдилась собственных мыслей. «Убийство – это грех», – подумала я. Десятилетний ребёнок уже мог слышать эти прописные истины, только вот откуда? Память твоих предков, говорящая с тобой ощущениями каждой твоей клетки, твоим естеством.

– Мамочка, не умирай! Прошу тебя, не умирай!

Слёзы струились из моих глаз, как потоки дождя над Океаном.

Я понимаю, Кимико должна была видеть моё спокойствие, чтобы в доме, наконец, воцарилось спокойствие, однако я ничего не могла с собой поделать. К обеду тётушка послала за лекарем в соседнюю деревню. В доме царило напряжение. После полудня возле дома остановилась повозка, и оттуда вышел плотного телосложения человек в фиолетовом кимоно. Его волосы были заплетены в многочисленные косички и стянуты на затылке. Он вышел из повозки со своим ярким саквояжем, в котором лежали многочисленные инструменты, которых я никогда не видела.

Лекарь поклонился отцу, поздоровался с тётушкой Акирой. Когда его проводили в комнату больной, он долго не выходил из неё, а мы столпились возле двери и ждали, когда же выйдет лекарь и огласит свой вердикт.

Я видела, как нервничали мои сёстры; Кимико трясло, и она не находила себе места; Хакира держалась мужественно, стараясь никому не показывать своего состояния. Но я-то знала, как ей было плохо. Хакира всегда оставалась для меня загадкой. Я увязалась за лекарем, представившимся г-ном Иоширо Такаясу, однако слуги преградили мне дальнейший путь к матери.

– Сюда нельзя, г-жа.

– Кто сказал? – я нахмурилась, посмотрела на закрытые двери.

– Так доктор сказал.

– Мне наплевать на то, что сказал доктор, я хочу видеть маму!

– Оно-но! – властный голос тётушки Акиры на некоторое время отрезвил меня, однако лишь на некоторое время. Я уговорила доктора разрешить мне присутствовать рядом с ним и во всём помогать.

– Вы научите ухаживать меня за мамой, и я буду делать это в Ваше отсутствие.

Доктор взглянул сначала на меня, затем на своего помощника – щуплого тщедушного человечка с ничем не примечательной внешностью.

– Хорошо, только пообещайте мне, что не упадёте в обморок от вида крови.

– Я не боюсь крови, – уверила я доктора, солгав в очередной раз. Но, кажется, г-н Иоширо поверил мне.

Доктор повелел разжечь как можно больше светильников в комнате больной. Вскоре здесь стало так светло, будто, в обители улыбающейся богини Гуань-Инь.

Помощник принёс подогретую воду, в которой доктор ополоснул руки, затем он приступил к осмотру, а я стояла в таком сильном напряжении, что мне казалось, ещё немного, и мои нервы вот-вот лопнут. Я видела напряжённое лицо доктора, и мне становилось с каждой минутой не по себе. Наконец, осмотр был окончен, и доктор Иоширо озадаченно посмотрел на меня.